........................................

Я находила Холода самым... отвлекающим из всех стражей, с которыми я спала.
Он повернулся ко мне лицом, смех еще светился в его облачно серых глазах. Смех смягчил совершенство его лица, сделал его более человеческим.
Я едва ощутимо притронулась кончиками пальцев к его щеке. Смех медленно исчез с лица стража, оставив глаза серьезными и полными нежной тяжести несказанных слов, несовершенных дел.
Я вглядывалась в его глаза. Они были только серыми, не трехцветными, как мои или Риса, но, конечно, они не были просто серыми. Они были цвета облаков в дождливый день, и как в облаках, цвета в них менялись и переливались – не от ветра, а от настроения. Когда он наклонил голову, чтобы поцеловать меня, глаза его были нежно серыми, как грудка голубя.
У меня сердце подпрыгнуло к горлу, перехватило дыхание. Его губы скользнули по моим, остановились в нежном поцелуе, дрожью отдавшемся во всем моем теле. После этого единственного жеста нежности Холод сразу выпрямился. Мы смотрели друг другу в глаза с расстояния в несколько дюймов и в этот миг озарения понимали друг друга. Мы делили постель три месяца. Он охранял меня, я знакомила его с двадцать первым веком. Я видела, как бесстрастный Холод заново учится улыбаться и смеяться. У нас были общими сотни интимных мелочей, дюжины шуток, тысячи маленьких открытий о мире в целом, но никто из нас не терял головы. И вдруг единственный взгляд его глаз и нежный поцелуй – и мои чувства к нему будто достигли критической массы, будто только и оставалось дождаться вот этого одного последнего прикосновения, одного последнего долгого взгляда, чтобы это случилось. Я поняла, что люблю Холода, и по потерянному, даже испуганному выражению его лица, когда он на меня смотрел, я догадалась, что и он чувствовал то же самое.

........................................

Я не слепой, Холод, – заявил Дойл. – Я видел, как она смотрела на тебя в машине, и ты видел это тоже.
– Ты ревнуешь!
– Нет, – качнул головой Дойл. – Но у вас было три месяца, а ребенка нет. Она принцесса и будет королевой. Она не должна отдать сердце тому, за кого не выйдет замуж.
– Так что ты вмешаешься и завоюешь ее сердце вместо меня? – В голосе Холода было больше страсти, чем я когда либо слышала, кроме как в постели.
– Нет, но я хочу быть уверен, что у нее есть выбор. Если бы я был более наблюдателен, я бы вмешался раньше.
– Ну да, и в твоих объятиях она позабудет обо мне, так?
– Я не настолько самоуверен, Холод. Я говорил, что сегодня я понял: есть много способов потерять сердце женщины, и слишком долгое ожидание – один из них. Если и существует шанс, что Мерри не влюбится в тебя или в Галена, то предпринимать что то надо сейчас. Или станет поздно.
– А Гален тут при чем? – удивился Холод.
– Ну, если ты об этом спрашиваешь, то вовсе не я здесь слеп, – ответил Дойл.
На лице Холода отразилась растерянность. Наконец он нахмурился и покачал головой.
– Мне это не нравится.
– Твоего одобрения никто не ждет, – выдал Дойл.
...................................................

Я перевела взгляд на Холода. Его серебристые волосы все так же были связаны в хвост, так что лицо было открытым и неприукрашенным, если что то настолько прекрасное можно так назвать. Через руку свешивались пиджак и наплечная кобура с пистолетом. На лице снова была высокомерная маска, за которой он так часто прятался при дворе. То, что он почувствовал необходимость в маске здесь и сейчас, передо мной, ранило меня прямо в сердце.
Я хотела подойти к нему, обвить руками, прижаться к груди щекой и сказать: "Не уходи". Я хотела чувствовать его тело своим. Я хотела погрузиться в облако его серебряных волос.
И я пошла к нему. Но не так, как мне хотелось. Я подошла близко, но не решилась к нему притронуться. Я боялась, что, если я это сделаю, я его не отпущу.
– У меня есть шанс удовлетворить сегодня давнее любопытство – мое и многих других придворных дам. Холод.
Он отвернулся в попытке не видеть моего лица.
– Желаю тебе насладиться этим, – сказал он, но вряд ли от чистого сердца.
– А я хочу тебя, Холод.
Он повернулся ко мне, пораженный.
– Даже когда Дойл сидит в моей постели, вот в таком виде и весь наготове, я все же тебя хочу. Мое тело начинает болеть, если тебя нет рядом. До нынешнего дня я не понимала, что это значит. – Я не могла скрыть боль в моих глазах и наконец бросила и пытаться.
Он вгляделся в меня, поднял руку, намереваясь коснуться моего лица, но остановился, не закончив жест.
– Если это правда, то Дойл не ошибся. Ты будешь королевой. И в некоторых отношениях... тебе нельзя вести себя, как другим. Ты должна быть королевой прежде всего остального.
Я склонилась лицом к его раскрытой ладони и вздрогнула от одного прикосновения.
Он отдернул руку и потер ею о брюки, словно что то прилипло к коже.
– Завтра, принцесса.
Я кивнула.
– Завтра, моя... – И я умолкла в страхе перед словом, которым чуть не завершила фразу.
Он повернулся, не сказав больше ничего, и покинул комнату, плотно закрыв дверь за собой.

Его руки дрожали на моих бедрах, все тело содрогалось в усилии не закончить то, что он начал. Я ласково коснулась его лица. Он отпрянул, словно я причинила ему боль, потом повернулся, глядя на меня. Взгляд с трудом можно было назвать человеческим. Скорее – будто глядишь в глаза тигра: красивые, отстраненные, голодные.
– Мы развлекаемся, Дойл, или ты намерен меня съесть? – Мой голос стал немного спокойнее, тверже.
– На первом свидании я не стану касаться ртом таких нежных местечек – могу не удержаться.
Мне понадобилась секунда, чтобы уразуметь, что он не понял вопроса.
– Я не имела в виду съесть в переносном смысле, Дойл. Я спрашиваю, я для тебя – еда?
Теперь мой голос звучал совершенно спокойно, обычно. Прижатая к постели его телом, под этим таким животным, таким диким взглядом, я говорила так, словно сидела в офисе и вела деловую беседу.
Он моргнул, и я увидела растерянность в его глазах. Я поняла, что требую от него слишком большого умственного усилия. Он отдал себя во власть той части своего существа, которую редко выпускал на волю. Эта часть не мыслила по человечески.
Он как то сдвинул ноги и прижался ко мне еще теснее. Я вскрикнула, но не от боли.
– Ты этого хочешь? – Его голос был почти нормальным, чуть срывающимся, но нормальным.
Я вгляделась в его лицо, пытаясь найти в нем что нибудь успокаивающее. И уловила отблеск его личности в глазах, серебряный блеск Дойла где то внутри. Я глубоко вздохнула и сказала:
– Да.
Мерри и Дойл
...................................................

– Чем я могу служить моей королеве?
Она взглянула на него при этих словах, и взгляд не был враждебным.
– Что, если я велю вернуться домой, вернуться – и охранять меня? Что, если я скажу, что не чувствую себя в безопасности без тебя и Холода?
Он упал на одно колено. Волна волос скрыла лицо.
– Я по прежнему капитан Воронов королевы.
– Ты вернешься? – тихо спросила она.
– Если королева прикажет.
Я села на кровати и постаралась сохранить видимость спокойствия. Прижала колени к груди и попыталась выглядеть совершенно никак. Если я смогу ни о чем не думать, мое лицо ничего и не выразит.
– Ты говоришь, что ты все еще капитан моих Воронов, но ты ведь все еще мой Мрак, или ныне ты принадлежишь другой?
Он не поднял голову и не ответил. Я по прежнему пыталась ни о чем не думать.
Она окинула меня очень неприятным взглядом.
– Ты украла у меня моего Мрака, Мередит.
Андиас , Дойл и Мерри

А 2 момент, Андаис, Дойл, Мерри, я что-то не помню(((( Но факт остается фактом, Андаис была дурой и потеряла всех своих стражей