Направив свою руку крови на него, я кричала. Кричала, требуя крови, вдвигая свою силу в рану, почти разрывая ее. Онилвин споткнулся, но прихрамывая продолжал приближаться. Я молилась Богине и Консорту, молилась дать мне силу, спасти меня и младенцев.
И тут Онилвин упал на колени, попытался встать, но раненная нога подвела и он опять упал. Упал на четвереньки в замерзшую траву, его кровь окрашвала травинки в темный цвет.
Он полз ко мне, таща за собой раненную ногу, как сломанный хвост, при этом держа в одной руке свой меч. Его взгляд был непримирим, глаза горели ненавистью.
Что же такого я сделала ему, что он так меня ненавидит? Но нужно сосредоточится на на кровотечении, убить его раньше, чем он добертся до меня и моих будущих детей.
Все моим эмоции были направлены на мою руку, сил на страх у меня уже не было. Я сосредоточилась только на одной мысли — он должен умереть. Можно претвориться, что можно было бы обойтись только раной. Но сейчас мне этого недостаточно, мне нужна была именно смерть. Мне нужна была смерть Онилвина.
Он был так близко от меня, что даже в неясном лунном свете можно было рассмотреть пот на лбу. Продолжая держать руку вытянутой, я опять закричала:
— Умри! Умри!
Онилвин попытался встать на колени, закачался как тонкое дерево на сильном ветру, но удержался. Он возвышался над замершим телом Мистраля. И поднял меч.
Я отползла от блеска этого металла, все еще продолжая держать вытянутой руку власти. Наконец он упал, уронив меч на землю. Он, казалось, даже не понял, что добрался до меня. Он опять попробовал поднять меч.
Поднявшись на ноги, я все еще продолжала протягивать к нему руку, все еще продолжала его убивать.
Онилвин нахмурившись смотрел в землю. Он опирался на тело Мистраля одной рукой, а другой оперся на меч, воткнувшийся в землю.
Он хмурился, пытаясь сосредоточить взгляд на мне.
— Кел сказал, что ты слаба.
— Умри, Онилвин. Умри или следуй данной мне клятве.
Меч выпал из его пальцев.
— Если ты можешь менять, но ты можешь и спасти меня.
— Если бы ты мог, то убил бы и меня и моих будущих детей. Почему я должна тебя спасать?
— Из жалости, — сказал он. Его глаза никак не могли сосредоточится на мне. Казалось он видит что-то позади меня.
Я почувствовала запах роз и услышала слова, которые я произносила, но это были не мои слова.
— Я — темная богиня. Я — разрушитель миров. Я — свет луны, когда уходит дневной свет. Я бы снизошла к тебе, Онилвин, светом, весной и жизнью, но ты зовешь только зиму, а зима не знает жалости.
— Ты ждешь ребенка, — сказал он. — Ты полна жизни.
Я коснулась своего живота правой рукой, так и продолжая указывать на него правой.
— Богиня — это всегда жизнь. Но жизни не бывает без смерти, без темноты не бывает света, нет страданий без надежды. Я — Богиня, я — создание и разрушение. Я — колыбель жизни и конец мира. Ты хотел убить меня, Лорд Рощи, но не смог.
Он смотрел на меня рассредоточенными глазами. Протянул ко мне руку, но не с магией, а так, как будто он хотел дотронуться до меня, или пытался коснуться чего-то. Не уверена, что он хотел коснулся именно меня, но возможно Богини.
— Прости меня, — прошептал он.
— Я — лицо богини, которую ты позвал этой ночью, Лорд Рощи. Ты видишь в этом лице прощение?
— Нет. — Он упал частично на Мистраля, частично на землю. Вздрогнув, он глубоко вздохнул. Онилвин, Бог Рощи, умрет как и жил — окруженный врагами.

Я видела свет, излучаемый охотой, как будто позади меня взошла еще одна луна, затем почувствовала их приближение, но боялась отвести глаза от упавшего лорда-сидхе. Онилвин был без сознания, возможно даже умер, но пока я в этом не уверюсь, то не решусь повернуться и дать ему еще один шанс убить меня.
Лошади и слуа приближались. Я услышала как кто-то бежит, и около меня оказался Шолто. Он передвинул меня себе за спину и я оказалась между ним и остановившейся дикой охотой. Костяные копье и кинжал Шолто держал в руках.
Я прижалась к его спине, чувствуя тепло и силу через одежду. Он, как и я, одевался явно для холода. Магия заставляет забыть о практичность, и когда она отступает, опять начинаешь понимать, что смертен. Ох, думаю, только я смертна. Некоторые из сидхе никогда не чувствовали холода.
— Тебе больно? — он спросил.
— Нет, замерзла только. — Произнеся это, я начала дрожать. Я вжалась в его спину сильнее, крепко обняв за талию. Его щупальца нежно и осторожно гладили мои руки. Они трогали меня также, как он делал бы это руками, если бы они не были заняты оружием. Но у Шолто были достаточно других «рук», чтобы держать и меня и оружие. Было время, когда эти дополнительные органы пугали меня, я не была уверена тогда, что смогла бы вытерпеть их прикосновения, но теперь такие мелочи казались далекими. Щупальца были теплыми, как будто кровь в них близко к коже. Они обняли меня, нежно и плотно, обернулись вокруг меня, как могут это сделать только бескостные щупальца. Сегодня вечером это не было противным, было просто уютно.
Йоланд обогнул нас, держа в руке меч, и встал перед Шолто. Его не было видно за широкой спиной моего спутника, но голос его был слышен хорошо.
— У стража с зелеными волосами прослушивается слабый пульс.
— А что с Мистралем? — спросил Шолто.
— Мистралю нужен целитель, — сказала я, все еще находясь в теплый объятиях цупалец Шолто, тесно прижавшись к его спине.
— Что делать с Онилвином? — спросил Шолто. Я так тесно прижималась к его спине, что его голос вибрировал под моей щекой.
Я думала о ненависти во взгляде Онилвина, когда он смотрел на меня. Он хотел моей смерти и спасение его жизни не изменит этого. Он счел бы это слабостью.
— Он должен умереть.
Шолто был шокирован моим ответом, даже щупальца ослабили свои объятия.
— Сначала мы должны спросить королеву, Мередит.
— У слуа есть целители? — Спросила я.
— Да.
— Тогда возьми Мистраля и меня к себе ситхен. Я смертельно замерзла, а из него нужно вытащить металл.
— Лучше поедем к Благому Двору, — сказал Иоллэнд.
Я рассмеялась и этот звук был не из приятных.
— Я не появилась бы там без дикой охоты.
— Тогда Двор Неблагих, — сказал Шолто.
— Мужчины, которых Вы убили, были неблагими, не так ли?
— Да, — сказал он.
— Тогда это не безопасно. Шолто, едем к Вам.
— Сидхе более хрупки чем слуа. Не уверен, что наши целители могут помочь Мистралю.
— Нужно освободить его от металла и ему нужно тепло. Нельзя терять время, ни его, ни наше. Убейте Онилвина. Если мы все еще будем живы, когда эта ночь закончится, тогда и встретимся с королевой.
— Вы не можете убить одного из сидхе, — сказал Терлок.
— У меня много врагов и совсем немного друзей. Первым я должна доказать, что пойти против меня — смерть, а вторым, что я достаточно сильна, чтобы решить эту проблему здесь и сейчас. — Я опять прижалась к Шолто и сказала правду. — Я видела и свою смерть и смерть моих будущих детей в глазах Онилвина. Если я сохраню ему жизнь, то он сочтет это слабостью, а не милосердием. Я не хочу тратить время на его ненависть, окажись он за моей спиной. Я беременна близнецами. Вы рискнули бы первыми королевскими младенцами, из-а своей щепетильности?
— Это не щепетильность, моя леди, — сказал Терлок.
— Принцесса, — Шолто сказала. — Она — Принцесса Мередит.
— Прекрасно. Принцесса Мередит, это не щепетильность, но больно думать о потере другого лорда сидхе. Нас осталось слишком мало, принцесса. Драгоценны все, даже неблагие и полукровки, ставшие неблагими, потому что когда-то они тоже принадлежали золотому двору.
— Я знаю, что многие из наших лордов и леди были когда-то благими, лорд Терлок. Но это не изменит судьбу Онилвина.
— Вы еще не моя королева, и я не буду этого делать, — сказал он.
Шолто начал говорить, но я сжала его, и он понял намек, позволив мне сказать самой.
— Я бы подумала о факте, лорд Терлок, что я одна сразила лорда сидхе без оружия.
— Это угроза? — спросил он.
— Это правда, — сказала я. Пусть думает, что хочет.
— Выполняйте ее приказ — сказал Шолто. — Вы все еще часть охоты, и я все еще охотник.
— Только до рассвета, — сказал Терлок.
— Мы будем на рассвете свободны, но вот освободитесь ли Вы от охоты или Вам суждено навсегда с ней остаться, еще неизвестно, — сказала я.
— Что? — он сказал.
— Она права, — сказал лорд Дейси, — мы атаковали охоту. В наказание мы можем остаться с ней навсегда.
— Только охотник может освободить вас, — сказал Шолто, — Вы будете хорошим солдатом, Терлок. — Его голос был холодным и уверенным. Только я была достаточно близко от него, чтобы почувствовать его ускорившийся пульс. Оне был не уверен в своих словах или не уверен, что сидхе выполнят приказ? Или он был согласен с другими мужчинами, что нужно сохранить жизнь Онилвину? Перспектива остаться навсегда с охотой может заставить их вступить с нами в бой. Магия охоты исчезала, я чувствовала это, а на рассвете она исчезнет совсем. И мы остались бы один на один в преддверии нового боя.
Нам нужны были союзники, а не враги. Жизнь Мистраля утекала каплями его крови. Нельзя потерять его только из-за того, что мы спорим.
Я начала отстраняться от Шолто. Он на секунду придержал меня, а потом позволил отойти. Щупальца отпускали меня неохотно, скользя по моим рукам как кончики пальцев.
Сразу стало холодно. Магия Шолто, его тепло не позволяли мне почувствовать этот холод. Я шла по замерзшей земле и три сидхе внимательно и осторожно наблюдали за мной, как будто боялись меня. Я не привыкла видеть такие взгляды у благородных сидхе. Не уверена, что они понравились мне, но знала, что именно так они и должны сейчас меня воспринимать. Люди только следуют за вами по двум причинам, из-за любви и из-за страха. Деньги ничего не значили в волшебной стране. Я предпочитала любовь, но сегодня мои враги доказали, что она далеко не всегда спасает от заговоров. Когда любовь и страсть перестают работать, остаются страх и жестокость.

Камни садовой дорожки двигались под моими босыми ногами. Я внезапно поняла, что у меня были ссадины на ступнях. Камни, казалось, касались ссадин.
Я сжала руку Шолто и посмотрела под ноги. Камни были серо-черными, но на них были изображения, как будто бесформенные существа дикой охоты были внутри камней и это было не только видно. Они тянулись к поверхности камней щупальцами и другими частями, и они могли дотронуться до нас. Миниатюрные части дикого волшебства тянулись очистить мои ноги от крови.
Я подскочила, вытащив Шолто с дорожки.
— Что-то не так? — спросил он.
— Кажется, камни питаются моей кровью из ссадин на ногах.
— Тогда мне нужно место, где можно уложить Громовержца, и я смогу понести тебя. — Как только он это произнес, центр сада разошелся как рот или раструб рукава.
Послышался звук двигающихся растений, но он не походил на естественные звуки качающихся растений, что-то сухое перемещалось, скользило, шелестело. Эти звуки заставили меня озираться. Иногда, такие двигающиеся растения просто создавали новую часть волшебной страны, но это могло быть и нападением. Так было в приемной тронного зала неблагих. Там моя кровь пробудила розы, но сам процесс их кормления был пугающим. Растения думают не как люди, и возможность передвигаться не меняет этого. Растения не понимают, что думают и чувствуют животные. И наверное наоборот. Я не собиралась вредить растениям даже случайно, но не уверена, что эти шепчущие и двигающиеся растения могут предоставить мне ту же безопасность.
Обычно я чувствовала себя в безопасности, когда магия Богини была так сильна, но было что-то тревожное в этом саду. Возможно это было чувство было от перемещающихся под моими ногами камней, которые маленькие ртами слизывали кровь с моих ног. Возможно это были странные растения, вызывающие легкое головокружение, если слишком долго на них смотреть.
Я обернулась и увидела, что ограда из роз появилась вокруг всего сада. Нет, в ограде были ворота. Это было похоже на блестящие решетчатые ворота с деревянной аркой, изящно изогнутой над ними. Но это было не дерево. Ворота и арка были костяными.
Когда растения и камни разошлись, в центре сада появились четыре маленьких дерева. Плети роз оплели их и деревья изогнулись под лозами, как будто они приспосабливались к сосуществованию с ними. Лозы простирались выше деревьев, сплетаясь между собой и образуя навес. Вместо пола в этой импровизированной беседке была подушка из трав. Сад вырастил кровать для Мистраля.
Цветочные лепестки сыпались на кровать дождем. Не только розовые лепестки, которые иногда падали вокруг меня, но лепестки всех цветов и видов. Они сформировали четыре подушки во всю ширину изголовья этой кровати и одеяло, которое свернулось в ногах кровати.
Шолто вопросительно посмотрел на меня. Я постаралась не выразить взглядом свое удивление, как могла.
— Твой ситхен подготовил нам место для сна и лечения Мистраля.
— И для твоего лечения, Мередит.
В ответ я сжала его руку.
— Для лечения всех нас.
Шолто подошел к кровати из зеленых трав настолько ярких, что они выглядели слишком зелеными для травы. В тот момент, когда я сошла с каменной дорожки и ступила на траву, я поняла, что она тоже была из маленьких камушек. Вглядевшись в нее я поняла, что мы шли по изумрудам. Они хрустели под ногами, но при этом не были острыми или неудобными. Не хватит слов, чтобы описать эти изумрудные растения. Они выглядели настоящей травой, но состояли из драгоценных камней.
Шолто положил Мистраля в центр кровати. Казалось, он знал, что именно так и нужно было сделать, чтобы излечить его. Значит Богиня и Консорт сегодня говорили не только со мной.
Кровать была довольно высокой и мне пришлось забраться на нее. Плети роз из рамы кровати протянули свои усики и обвились вокруг меня. Это было скорее помощью, нежели утешением. Кровать была изумительна, но мысль об этих плетях, которые могли полностью обвить меня пока я спала, не приносила успокоения.
Шолто встал на колени с другой стороны от Мистраля и меня.
— Для кого четвертая подушка? — спросил он.
Я встала на колени в удивительной мягкости трав, роз, лепестков, и уставилась на подушку. Начала было говорить: «не знаю», но посреди вдоха, в голову пришло другое слово.
— Дойл.
Шолто посмотрел на меня.
— Он сейчас далеко в человеческой больнице и окружен металлом и техникой.
— Ты прав, — но в тот момент, когда я это произнесла, поняла, что мы должны были спасти Дойла. Мы должны были его спасти. Спасти его? И я сказала это вслух.
— Мы должны его спасти.
Шолто нахмурился.
— Спасти от кого?
Паника вернулась ко мне. Это были не слова, а чувство. Страх. Я чувствовала такое только дважды: когда убийцы напали на Галена и когда в заговор против Баринтуса, нашего самого сильного союзника при Дворе Неблагих, втянули королеву, чтобы его убить.
Я схватила руку Шолто.
— Нет времени, чтобы объяснять. Мистраль может отдохнуть здесь. Мы вернемся и поделимся магией с ним позже, а пока на чаше весов жизнь Дойла. Я чувствую это, а такие предостережения никогда меня не обманывали, Шолто.
Он не спорил, и это было одним из качеств, которые я так ценила в Шолто. Одеяло из лепестков скользнуло по Мистралю без нашей помощи. Волшебство коснулось каждой раны, нанесенной железом, и это было лучшее, что мы могли сейчас сделать, пока не вернемся.
Шолто повернулся ко мне. Тело Мистраля перестало загораживать вид щупалец на теле Шолто, они были похожи на часть одежды, и единственное, что он носил выше талии.
— Как мы доберемся до Дойла вовремя? — спросил он.
— Ты же Властелин Всего, Что Проходит Между, Шолто. Ты из места, где поле переходило в лес, перенес нас к океану. Разве нельзя назвать больницу местом, которая между?
Он подумал с секунду, затем кивнул.
— Жизнь и смерть. Больница полна людей, которые между. Но там слишком много металла и техники, Мередит. Во мне нет человеческой крови, чтобы моя магия работала среди таких вещей.
Я обернула свои пальцы вокруг его руки.
— У меня есть.
Он нахмурился, глядя на меня.
— Но это не твоя магия, а моя.
Я помолилась: «Богиня, веди меня. Покажи мне путь».
— Твои волосы, — прошептал Шолто. — В них опять омела.
Я встряхнула головой и почувствовала зеленые восковые листья, потянувшись к ним рукой, нащупала и белые ягоды. Я смотрела на Шолто и увидела, что у него появилась сотканная из трав корона. Она цвела крошечными звездочками лаванды, белого и синего цвета. Он поднял руку и один зеленый усик охватил его палец, как живое кольцо. Из листьев вырвался белый цветок, который был похож на самый изящный из драгоценных камней.
Я почувствовала движение вокруг лодыжки и, приподняв платье, увидела ножной браслет из зеленых и желтых листочков лимонного тимьяна, обернувшегося вокруг моей ноги. За исключением омелы в моих волосах, это было единственным, что мы получили этой ночью с тех пор, как занялись с Шолто любовью. Омела же уже была однажды, когда я была с другими моими мужчинами.
Ветка розы потянулась с кровати, как тернистая зеленая змея, к нашим переплетенным рукам.
— Ну почему всегда шипы? — Спросила я, но понимала, что именно сейчас мои желания не изменят волшебную страну.
— Потому что самое ценное несет боль. — Его рука напрягалась в моей руке, когда плеть роз нашла наши руки и начала обвивать их. Шипы кололи кожу, принося короткую резкую боль. Кровь начала сочиться вниз по рукам, смешиваясь, поскольку наши руки были сжаты обвивавшими их лозами. Это были обманчиво легкие раны. Летний свет упал на нас, и запахи трав и роз, нагретых живительным солнцем, разлились вокруг нас.
Плеть роз, обвивавшая наши руки, расцвела. Бледно-розовые бутоны покрывали ветку, скрадывая боль, и даря нам букет, самый прекрасный из тех, что когда-либо могут быть сделаны человеком.
Шолто наклонился ко мне и сказал.
— Ты носишь корону из омелы и белых роз.
Мы поцеловались, и его рука с кольцом из цветов качала в колыбели мое лицо.
— Нашей смешавшейся кровью, — прошептала я.
— Властью Богини, — сказал он.
— Давай соединим нашу магию, — сказал я.
— И наши королевства, — он ответил.
— Так тому и быть, — произнесла я, и раздался звук большого колокола, словно вселенная ждала этих слов. Я должна была бояться того, что это означало. У меня должны были бы быть сомнения, но в этот момент для сомнений не было места. Были только глаза Шолто, вглядывающиеся в меня, его рука на моем лице, наши руки, связанные самым волшебным, что может быть в волшебной стране.
— Теперь давай спасем нашего Мрака.
И мы шагнули с Шолто. Никогда я не чувствовала изнутри его магию, простирающуюся наружу. Это было удивительно. Подобно руке, тянущейся наружу в темноте и пока не найдет то, что тебе нужно, она тянет это место к тебе.
В один момент мы переместились из сердца волшебной страны в больницу с докторами, медсестрами, и пищащими мониторами. На каталке лежал незнакомый мужчина, и доктор пытался запустить его сердце.
Они уставились на нас на мгновение. Тогда мы просто вышли, оставляя их спасти человека.
— Где он, Мередит? — спросил Шолто.
Он доставил нас сюда. Теперь моя очередь найти Дойла вовремя.

Мы вышли в коридор и у меня началась паника. Как я найду Дойла? Я подумала о нем и татуировка на моем животе запульсировала. Сначала она была настоящей бабочкой, но, к счастью, стала татуировкой. Если бы я когда-нибудь придумывала бы себе эмблему или герб, то это было бы изображение моей маленькой бабочки. Ее называли тополевой ленточницей. Эта моя метка и некоторые из моих охранников теперь носили ее на своих телах. Дойл был одним из них. Метка пульсировала, и мы шли, как в игре «горячо и холодно». Если бы Дойл не был ранен, то я, возможно, смогла бы просто позвать его к себе, но я боялась это сделать. Если его раны были опасны для жизни, то это могло бы убить его.
Я не могла рисковать. Мы шли через больницу, полагаясь на метку на моем теле. Я пыталась остановить людей, чтобы спросить куда нам идти, но у меня ничего не выходило. Как будто, они нас не видели.
— Ты нас скрываешь? — Спросила я у Шолто.
— Да.
— Я никогда не умела делать такое.
— Я Король слуа, Мередит. Я должен уметь скрыть маленькую армию на открытом месте. Армию, которая взорвала бы умы людей, появись мы у них на глазах.
Я мельком оглянулась и поняла, что за нами оставался след от капающей крови. Наши руки все так же кровоточили, только боль уже стала привычной. Я видела капельки крови совершенно ясно, но люди не замечали и эти следы.
Больница недолго была стерильной. Могла ли наша кровь быть проблемой? Магия зачастую бывает грязна. Она работала, но последствия предсказать никогда нельзя. Мы загрязняли везде, где шли?
То, что я считала стало татуировкой, опять трепетало под моим платьем. Бабочка била крыльями, безуспешно пытаясь вырваться из моего тела, как будто оно стало для нее ледяной ловушкой. Ее движения отдавались тошнотой. Но бьющиеся крылья говорили, что нам нужен был лифт. Пульсирование было труднее интерпретировать, но по трепыханию крыльев можно было понять, что от нас требуется. Время выходило. Если бы я оставалась в волшебной стране, то, возможно, смогла бы вызвать дверь прямо к Дойлу. Но действительность была жестока даже для меня с человеческой кровью.
Лифт пошел вниз, когда его кто-то вызвал, но доктор не захотел заходить внутрь, хотя и не видел нас. Шолто продолжал удерживать гламор. Двери закрылись и мы начали подниматься.
Лифт открылся, но когда Шолто попытался выйти, бабочка в бешенстве стала вырываться из моего тела. Я удержала Шолто и мы ждали, когда двери закроются. Я пробежала пальцем по кнопкам, и нажала на ту, около которой бабочка казалась наиболее взволнованной.
Я никогда еще не применяла магию в таком количестве металла и бетона, надеюсь, что бабочка будет показывать дорогу и здесь, поскольку она была частью моего тела, а значит что сделанные людьми вещи не ослабляли моей магии. Я надеялась, что моя магия будет здесь работать и работать хорошо.
Лифт открылся, и бабочка устремилась вперед. Я кинулась в этом направлении. Ее безумные движения заставили меня бежать. Мы были близко. Мы бежали в ловушку или раны Дойла убивают его быстрее, чем я надеялась?
Шолто несся за мной. Он заговорил так, будто он услышал мои мысли.
— Я могу скрыть нас от других жителей волшебной страны, пока мы не взаимодействуем с ними.
— Я знаю только, что он в опасности, но не знаю в чем она, — сказал я.
— У меня нет с собой оружия, — сказал он.
— Наша магия здесь работает. Но не обязательно, что она будет работать у них.
— Рука власти, которой ранили Дойла и меня, работала очень хорошо, — сказал он.
Он был прав, но я возразила:
— Брауни всегда были в состоянии применить магию рядом с людьми и машинами. Это была одна из причин, по которой Саир использовала бабушку. Значит, чтобы магия здесь работала, нужна кровь человека или брауни.
Боль заставила меня выгнуться. Было такое чувство, что бабочка пыталась разорвать мою кожу. Только рука Шолто помогла мне удержаться вертикально. Я указала на дверь слева от нас.
— Туда.
Он не спорил со мной, просто удостоверился, что я могла стоять, затем потянулся к ручке двери. Он использовал гламор, чтобы скрыть нас, но скрыть дверь, которая открывается сама по себе, невозможно. А если мы хотели и дальше оставаться невидимыми, то нужно было подождать, когда дверь откроют другие. Но у нас не было на это времени. Паника почти поглотила меня, бабочка продолжала в бешенстве колотиться в моем теле.
Доктор, медсестра, и полицейский в форме, сидящий в углу, все посмотрели на открывшуюся дверь. Я шагнула вперед, но Шолто удержал меня. Он был прав. Если мы хотели остаться невидимыми, то мы должны были медленно двигаться и позволить двери закрыться за нами. Если бы мы привлекли больше внимания к двери, то кто-нибудь еще мог бы увидеть нас.
Но все, что я видела, влетев в палату, это был Дойл. Он выглядел ужасно на фоне белых простыней. Повсюду были трубки и мониторы. Иглы в его теле. Жидкости бежали по трубкам в него.
Я была готова к нападению, к магии, но я обо всем забыла. Дойл был существом волшебной страны. В нем не было ни капли человеческой крови. Ни капли брауни. Не было ничего, кроме части той магии, которую могла предложить волшебная страна.
— Его жизненные показали падают, доктор, — сказала медсестра.
Доктор отвернулся от закрывшейся двери и смотрел на диаграмму Дойла.
— Мы осматривали ожоги. Он должен улучшаться.
— Но это не так, — сказала медсестра.
Доктор огрызнулся.
— Вижу.
Полицейский в форме продолжал смотреть на дверь.
— Вы говорите, что для убийства Капитана Дойла использовали волшебство?
— Я не знаю, — сказал доктор, — а я не часто говорю такое.
— Знаю, — сказала я.
Они все повернулись на мой голос, но ничего не увидели. Если бы это был мой гламор, то моих слов было бы достаточно, чтобы его сломать и показать нас, но магия Шолто была сильнее.
— Вы это слышали, доктор? — спросила медсестра.
— Не уверен.
— Я это слышал, — сказал полицейский.
— Я могу спасти его, — сказала я.
— Кто это? — спросил полицейский, вставая и доставая оружие.
— Я Принцесса Мередит Ник-Эссус, и приехала спасти капитана моей стражи.
— Покажитесь, — сказал полицейский.
Шолто одновременно сделал две вещи: он превратил свои щупальца в татуировку и убрал гламор. Люди в комнате просто увидели, как мы появились.
Полицейский начал поднимать оружие и остановился в середине движения. Он моргнул и качнул головой, пытаясь очистить зрение.
— Такой красивый, — произнесла медсестра, глядя на Шолто с удивлением.
Доктор выглядел напуганным. Он отступил от нас, пока не уперся в кровать, держа диаграмму Дойла, как щит.
Я попыталась придумать, как обратиться к ним, чтобы не испугать еще больше. Но ничего подходящего не придумала. Мы были коронованы живыми цветами и укутаны волшебством Богини, они такого никогда не видели.
Мы шагнули к кровати, и полицейский опомнился достаточно, чтобы попытаться поднять оружие. Но через мгновение оружие опять опустилось в пол.
— Я не могу, — сказал он придушенно.
— Выньте иглы и трубки из Дойла. Вы используете человеческую медицину, а она убивает его, — сказала я.
— Почему? — Удалось спросить доктору.
— Он — существо волшебной страны, в нем нет человеческой крови, чтобы ему помогли эти современные чудеса. — Я коснулась прохладной руки Дойла. — Мы должны спешить, доктор, нам нужно забрать его отсюда или он умрет.
Я дотронулась до игл в руке Дойла.
— Помогите мне.
Доктор смотрел на меня так, словно у меня выросла вторая голова. Но медсестра стала помогать мне.
— Что Вы хотите, чтобы я сделала? — Спросила она.
— Отсоедините его от всего этого. Мы должны забрать его в волшебную страну.
— Я не могу позволить Вам забрать раненного человека из моей больницы, — сказал властно доктор. — Больные остаются здесь, это правило.
Я посмотрела на полицейского.
— Пожалуйста, Вы можете помочь медсестре освободить Капитана Дойла от этих машин?
Он спрятал оружие и переместился к другой стороне кровати, чтобы помочь.
— Вы полицейский, — бросил доктор. — у Вас нет нужной квалификации, чтобы отсоединить его от чего-либо.
Полицейский посмотрел на доктора.

Я проснулась на подушке из цветов и на шелковом разливе мягких, как мех, волос. Открыв глаза, первым я увидела лицо Дойла, и это было лучшее, о чем только можно мечтать. Я коснулась его щеки, и белая вспышка улыбки осветила его черное лицо. Его взгляд был предназначен только мне. Совсем недавно я бы ни за что не поверила бы, что увижу такой взгляд черных глаз, предназначенный кому-либо, не говоря уж обо мне. Смотрел ли он на кого-нибудь так прежде? Ведь ему было больше тысячи лет, значит да, не так ли? Но именно сейчас, в этой кровати, этот взгляд был только для меня, и мне этого было достаточно.
— Дойл… — Меня прервал поцелуй.
Поцелуй становился глубже, мы прижимались друг к другу все крепче. Губы, руки сплавлялись, наши тела жаждали друг друга.
Я проложила дорожку из легких поцелуев вниз по гладким мускулам его груди, в то время как он поднимался надо мной, пока не встал на четвереньки. Я радовалась, что все ожоги на его прекрасном теле излечились, и касалась каждого дюйма излеченной кожи. Добравшись до кольца в соске, я начала играть с ним губами и зубами, затем обратила внимание на сосок, взяв его в рот, и дразнила, пока Дойл чуть придушенно не выкрикнул:
— Достаточно.
Этот голос заставил меня улыбнуться — слишком долго и упорно я старалась научить моего Мрака говорить о том, что для него было что-либо достаточно. Королева приучила его и остальных стражей, лишь потакать ее желаниям, не принимая их желания в расчет. Я же хотела знать о желаниях моих мужчин и постараться дать им это.
Я легла под ним, а его тело было крышей надо мной, и можно было свободно его рассматривать. Черная, густая волна волос была переброшена через плечо, как живой плащ. Я чувствовала себя спокойно под защитой его тела.
Я ласкала пальцами его грудь, спускаясь все ниже, пока не добралась до твердого безупречного богатства его тела и взяла его в чашу своих рук. Обернув эту твердость одной рукой, вторую я переместила ниже, чуть поглаживая и лаская его.
— Мередит… — сказал он.
— Я думала, что потеряла тебя, — сказала я и продолжала ласкать его в то время, как он стоял надо мной на руках и коленях. Мне было мало держать его в руке и я чуть потянула его к себе, взяв эту наготу в рот. Я облизывала его вершину, поглядывая вверх на реакцию Дойла и заглатывая его естество глубже. Затем прошлась языком по всей длине и нежно посасывала, пока не почувствовала судорогу нависающего надо мной тела. Только тогда я вобрала его в себя всего, пока мои губы не встретились с рукой, охватившей основание. Мой рот был заполнен и я больше не могла доверять себе, боясь перестать быть нежной в этой игре, поэтому я перенесла руку на гладкость бедра, и чуть приподнялась, чтобы полнее заполнить рот упругой плотью Дойла.
Он коснулся моего плеча.
— Мередит, если ты не остановишься, то я кончу.
Отодвинувшись от него, я перенесла обратно с бедра на его плоть свою руку, продолжая ею водить вверх и вниз. Мне нравилось это ощущение напряженной тяжести в руках, оно позволяло мне держаться подальше от зубов от этой возбужденной плоти. Я так давно хотела сделать это с Дойлом, но он отказывался. Он бы не стал тратить впустую свое семя, если это не вело зачатию. Но теперь…
— Я хочу, чтобы ты был у меня во рту, — сказала я.
— Мередит, — сказал он и с трудом сглотнул. Он накрыл своей рукой мою. — Я не могу думать, когда ты так делаешь.
— Я и не хочу, чтобы ты думал.
Удерживая мою руку, он перенес вес на колени и теперь держал обе мои руки, которые все еще были обернуты вокруг его тела.
— Мы уже говорили об этом.
— Но я беременна, — сказал я. — Теперь мы можем заняться любовью только для удовольствия. Ты у меня во рту впервые — это удовольствие для меня.
Он смутился, затем посмотрел на меня взглядом, который я не могла расшифровать. Затем улыбнулся, качая головой.
— Мы в волшебной стране? — спросил он.
— Мы в безопасности. Ты излечен. Я ношу твоего ребенка. Я хочу утонуть в твоем теле. Пусть все вопросы подождут, Дойл, пожалуйста.
Он пристально осмотрел мое тело, раскинувшееся под ним на кровати, затем перевел взгляд на мои руки, которые все еще были обернуты вокруг него. Он взял меня за запястья, моя бледная кожа была очень белой на фоне его темноты.
Он посмотрел по сторонам.
— Я не уверен, что другие подождут.
Я тоже огляделась. На одной стороне кровати на животе лежал Шолто, а значит его щупальца опять стали татуировкой. Он наблюдал за нами внимательными, голодными глазами.
— Я подожду своей очереди.
— Я пойду, — сказал Мистраль, стоя около кровати. Раны на его теле исчезли, как будто стрелы никогда не касались этой мускулистой красоты. Его серые волосы рассыпались вокруг тела, скрывая его почти полностью.
Дойл в моих руках стал немного мягче, но я должна была сосредоточиться на настроении Мистраля хотя бы на мгновение. Самое трудное с моими мужчинами — это эмоции. Я знала Мистраля не так хорошо, как других отцов моих детей, а значит сейчас был момент, когда нужно быть очень осторожной, чтобы не обидеть его. Он держался так напряженно, как будто что-то причиняло ему боль, и это не имело никакого отношения к ранам от стрел.
— Я хочу отпраздновать, что Дойл жив и со мной, Мистраль.
Он покачал головой, и не глядя на нас, двинулся в сторону ворот.
— Я понимаю.
Мне помог Дойл.
— Но теперь ты с нами, — и он улыбнулся мне, — радуйся, что ты один из нас, а не изгнан из постели.
Мистраль смотрел сквозь завесу серых волос. Его глаза сейчас были цвета предгрозового неба. И несмотря на недолгое наше знакомство, выражение его глаз выдавало его беспокойство. Я не была уверена в причине волнений нашего Громовержца.
— Мы в безопасности, Мистраль, клянусь, — сказала я.
— Ты действительно позволишь присоединиться к вам?
— Если Мерри будет не против, то мы поделимся, — сказал Шолто, но в его словах сквозила неуверенность.
Мистраль подвинулся к кровати, отбрасывая назад волосы, открывая большую часть лица и показывая во всей красе напряженную красоту его тела.
— Я не должен уходить?
— Ты — мой Громовержец, Мистраль. Мы многим рисковали, чтобы спасти тебя. Так почему темерь мы должны прогонять тебя? — Спросила я.
Дойл мягко сжал мои руки, и я послушно отпустила, чтобы он мог говорить с Мистралем не отвлекаясь.
— Ты думаешь, что Мередит похожа на королеву, но это не так. — Он протянул руку к Мистралю. — Ни один из нас не должен уходить. Ни один из нас не должен наблюдать, пока другие удовлетворяют свою жажду, если не хочет этого. Мередит в такие игры не играет.
Шолто поднялся на колени с другой стороны:
— Он прав, Мистраль. Она не Андаис. Она не другие суки сидхе, которые дразнят и мучают. Она Мерри, и она не стала бы приглашать тебя присоединиться к ней, если бы не хотела именно этого.
Я смотрела на Шолто, пока он говорил и думала, что он знает меня лучше, чем мне казалось. Он ответил на мой безмолвный вопрос в глазах.
— Ты настолько благородна, Мередит, настолько красива, как богиня страсти и любви. — Он посмотрел на Мистраля. — Она сердечнее, чем кто-либо в любом из дворов волшебной страны за очень долгое время..
— Я не знал, что у меня все еще была надежда, — сказал Мистраль. — Я потерял больше, чем мог перенести.
Не полностью понимая его настроение и его слова, я хотела избавить его от грусти и волнения и протянула ему руку.
— Иди ко мне, — сказал я.
— Иди к нам, — поддержал Дойл. — Не будет жестокости, не будет никаких скрытых уловок, я клянусь.
Наконец Мистраль шагнул к нам и взял меня за руку, а Дойл коснулся его плеча в истинно мужском приветствии. Я давно заметила, что когда мужчины нагие, они реже открывают друг для друга объятия.
Мистраль смотрел вниз на меня все еще предштормовыми глазами.
— Ты и теперь меня хочешь?
— Почему бы и нет? — Спросила я.
— Я думал, что не нравлюсь тебе.
Я встала на колени и потянулась, заставив его наклониться для поцелуя, который начался медленно и перерос в жадный, почти жестокий. Его тело было уже более счастливо, чем несколько мгновений назад. Я нежно провела рукой по его груди, и это вызвало на его лице выражение такого интенсивного удовольствия, что походило скорее на боль. Он действительно был уверен, что я не позволю ему вновь дотронуться до меня, И возможно, я бы спросила, кто его уверил в этом, но в это мгновение Дойл обхватил меня руками и потянул меня от Мистраля.
— Я хотел бы закончить то, что мы начали.
— Ты — наш Капитан, — сказал Мистраль. — Это твое право.
— Это не из-за звания, — сказала я. — Это только потому, что я думала, что потеряла его. Я хочу чувствовать его вкус во рту, как он наполняет меня. Хочу чувствовать, что я не потеряла все, что люблю.
Мистраль поцеловал меня более мягко, затем позволил Дойлу разделить нас.
— Быть третьим в твоей кровати — это больше, чем я смел надеяться, принцесса. И я доволен.
— Мередит. Просто Мередит, — сказала я.
Он улыбнулся.
— Тогда Мередит.
Дойл держал меня в центре кровати в кольце рук и ног. Шолто снова лег на живот со своей стороны кровати. Мистраль устроился с другой стороны кровати, подогнув ноги. Ни один из них не отворачивался, но я не возражала против аудитории, если не возражал Дойл.

Дойл откинулся назад на одеяло из лепестков, подчеркивающих глубокую черноту его кожи. Про себя я отметила, что он был похож на дьявола, проскользнувшего весной в рай. Но это было все, чего я хотела в тот момент.
Были ночи, когда я наслаждалась им и Холодом, но сегодня я хотела сконцентрироваться только на Дойле. Я не возражала против аудитории, но не хотела отвлекаться на них.
Он позволил мне спуститься к паху. И я воспользовалась руками и губам, чтобы вновь ощутить его плоть у себя во рту. Он наконец сдался моим желаниям и я могла насладиться его вкусом. Я поиграла с крайней плотью, затем начала заглатывать и выпускать его, помогая себе руками, губами и очень осторожно зубам. Боясь не превратить игру в укус, я старалась доставить удовольствие, приправленное небольшой болью. Не хотелось бы сегодня сделать больно моему Мраку. Хотелось доставлять только удовольствие.
Он запротестовал,
— Но ты не получаешь удовольствие.
— В этом я могу помочь, — сказал Шолто.
Все мы посмотрели на него. Он улыбнулся и потянулся рукой к татуировке у себя на теле.
— Если ты позволишь, я могу доставить удовольствие тебе, пока ты доставляешь удовольствие нашему капитану.
Это напомнило мне нашу первую встречу с Шолто в Лос-Анджелесе вечность назад. Тогда он с очевидностью доказал мне преимущества дополнительных органов в любовной игре.
— Ты имеешь ввиду те небольшие щупальца с присосками.
— Да, — сказал он, пристально глядя на меня. Это предложение не было праздным. Он хотел знать, что я на самом деле чувствую по поводу наличия у него дополнительных органов и не тратил впустую времени, пытаясь это выяснить сейчас. Во время последнего секса он был сильно ранен — его щупальца были вырезаны благими.
Я изучила его лицо, а затем взглянула на Дойл. Он наблюдал за мной терпеливо, почти пассивно. Он бы согласился со всем, что я бы могла предложить в этот момент. Столетия службы у королевы приучили мужчин, которые возможно были более доминанты, к послушанию и в кровати и вне ее. Дойл был очень доминантным любовником, но когда был выбор, он, как и большинство гвардии королевы, ждал моего лидерства. И в этот момент мне было решать, что делать — делать хорошо, плохо, задеть самолюбие или просто доставить удовольствие.
И тогда я сказала единственно, что могла придумать, когда человек предлагает мне оральный секс. Я протянула руку к Шолто и сказала:
— Да.
Он улыбнулся улыбкой, о существовании которой я узнала совсем недавно и не думала, что он может так улыбаться. Она делала его красоту более человечной, а его вид более уязвимым. Пришлось поглубже затолкать свои сомнения и просто наблюдать, как его татуировка превращается в настоящие щупальца. Я не знала, было ли это магией дикой охоты, но воспринимать его щупальца, как уродство, я больше не могла — он казался мне почти красивым.
Как и раньше, щупальца так же светились белым сиянием, как все его тело. Самые толстые слегка отливали мрамором. Я знала от своего наставника ночного летуна, что это были мышечные руки, щупальца для тяжелой работы. Ими ночной летун может поднять человека и нести его. Под ними были более тонкие и длинные щупальца, эквивалент пальцев, но в сотни раз более гибкие и чувствительные. Над пупком располагалась бахрома коротких щупалец с чуть более темными кончиками. Я знала, что это были вторичные половые органы, как груди у женщин. И эти щупальца были пригодны для любовной игры как с женщиной ночным летуном, так и с людьми, как показал мне уже Шолто в Лос-Анджелесе. Дюймом ниже была его прямая и твердая нагота, такая же прекрасная, какой мог похвастаться любой сидхе дворов. Без щупалец Шолто был с радостью встречен в любой постели.
Прежде я с ужасом думала о нем со всеми его излишествами. Но как только он встал на колени около нас и дотронулся до меня, все, о чем я могла думать, это сколько вариантов мы бы могли найти для его щупальцев. Действительно ли это была магия волшебной страны? Была ли это часть той магии, которая сделала меня его королевой и я могла думать только об удовольствии, прикасаясь к своему королю? Если это была магия, то это была добрая магия.
Он обернул вокруг меня свои руки, прижимаясь всем телом, но не сжимая, оставляя мне возможность в любой момент разорвать контакт. Просто нежно обняв меня и поддерживая дополнительно мышечными щупальцами, он поцеловал меня. Поцеловал нежно, но твердо. При этом в нем ощущалось напряжение, как будто он боялся, что я отдернусь от него. Вместо этого я лишь глубже упала в поцелуй, одной рукой лаская одно из обхвативших меня щупалец. Шолто сильнее вжал меня в свое тело, отвечая на мои страсть и отсутствие страха перед ним. С большинством мужчин я точно знала, что его возбуждение прижимается к моему телу, доводя меня до дрожи. Но с Шолто мои ощущения обманывались от обилия прикасавшейся ко мне плоти. Более толстые щупальца обнимали меня, как дополнительные руки. Более тонкие — ласкали и щекотали мою кожу, самые же тонкие «пальцы» прокладывали путь между нашими телами к заветному местечку между моими ногами. Один из них добрался до самого сокровенного и я еще раз почувствовала, что на конце есть присоска, как маленький рот. Он походил на ключ, который прекрасно подходит к замку моего тела. Мое возбуждение нарастало.
Я почувствовала гул силы Шолто прежде, чем открыла глаза и увидела, как запылала белым лунным цветом его кожа. Но у щупалец были и другие цвета. Концы малых щупалец горели красными углями, а те, что повыше, переливались жилками мрамора, будто цветные молнии гуляли под кожей. Игра приглушенного красного, чуть приправленного фиолетовым, золотые полосы, как круги в его глазах, пульсировали на фоне белейшего света кожи. Я встала на колени, охваченная светом и магией, гул которой отдавался на моей коже и я, не выдержав, вскрикнула.
— Эти щупальца могут не только гореть, — сказал Дойл, ложась рядом со мной.
Я смогла только кивнуть.
— Смешение сидхе и ночного летуна, — сказал Шолто.
— Они похожи на цветные молнии, — сказал Мистраль. Он протянулся, чтобы коснуться одного из щупалец, но остановился.
Шолто одним из толстых щупалец дотронулся до кончиков пальца Мистраля. Крошечная цветная вспышка проскочил между ними. Запахло озоном, и каждый волосок на моем теле встал дыбом.
Дойл сел.
— Больно?
Мистраль потирал пальцы, как будто все еще чувствовал вспышку. Шолто отодвинул щупальце и рассматривал лицо Мистраля. Его щупальца ослабили хватку на моем теле.
— Не очень, — сказал Мистраль.
— Однажды, — сказал Шолто, — ночных летунов призвали боги неба. Мы полетели к ним, и оседлали молнии, которые боги вызвали. Некоторые говорят, что ночные летуны были созданы богом неба и богиней мертвых.
Мистраль посмотрел на руку, затем перевел взгляд на Короля Слуа. На лице Мистраля проступила боль, его глаза потемнели, как небо перед грозой.
— Я забыл, — прошептал он. — Я заставил себя забыть.
Дойл сказал,
— Я не знал, что ты был…
Мистраль закрыл ему рот рукой. Кажется, они оба были поражены.
— Прости меня, Мрак, но произноси это имя вслух. Меня так больше не зовут. — Он убрал руку Дойла.
— Твоя сила зовет меня, — сказал Шолто. — Возможно, это имя вернулось к тебе.
Мистраль покачал головой.
— Я тогда творил ужасные вещи. У меня не было никакого милосердия, а у моей королевы, моей любви, было его еще меньше. Мы… Мы убивали. — Он покачал головой. — Все начиналось в магии и любви, но она влюбилась в наши создания в прямом смысле этого слова.
— Тогда ты был им, — сказал Шолто.
Мистраль посмотрел на него с отчаянием.
— Я просил бы тебя никому этого не говорить, Король Шолто.
— Не каждую ночь человек встречает своего создателя, — сказал Шолто. В его взгляде на Мистраля сквозил гнев или, возможно, вызов.
— Нет. То существо творило от высокомерия и было за него наказано. Теперь я не это существо. Независимо от того, кем я был раньше, истинные Боги лишили меня этой силы..
— Наша темная богиня, — сказал Шолто. — Говорили, что боги разорвали ее на части и скормили ее нам.
Мистраль кивнул.
— Она не бросила бы вас. Она не подарила бы вам независимость. Она хотела держать Вас как… домашних животных и любовников.

Хаттан, кузен Шолто, охранял дверь. Его брат был с другой стороны двери. Ночной летун уселся на полу, его большие крылья расстелились вокруг него как большой черный плащ. Стоя, ночной летун был немного ниже меня ростом. Я смотрела в эти огромные глаза без белков, их вид и вид наполненных чернотой глаз Хаттана наводил на мысль о наследственности.
Они были кузенам Шолто со стороны отца.
Хаттан внимательно глядя на меня, произнес:
— Принцесса Мередит, рад видеть Вас в здравии. Это — Тарлак, наш дядя.
Я знала, что он подразумевал под «нашим».
— Приветствую, дядя Тарлак. Приятно встретить еще одного родственника моего короля.
Тарлак поклонился тем странным текучим движением, которые были свойственны только ночным летунам, словно их позвоночники не походили на человеческие. В его голосе слышалось шипение змеегоблина, но при этом звук напоминал гудящий порыв ветра в небе, его слова напоминали крики диких гусей, улетающих зимовать, но смешанных со звуком штормовых волн и человеческой речи.
— Давно уже никто из сидхе не называл меня дядей.
— Я рожу Вашего племянника и Вашего короля. Согласно закону слуга это делает нас родственниками. Слуа никогда не настаивали на соблюдении формальностей, увеличивших бы количество родственников. Кровь взывает кровь. — В Неблагом дворе кровь к крови означало бы угрозу, но среди Ссуа это просто означало, что я ношу гены Тарлака в своем дитя.
— Вы знаете наши законы, это хорошо. Вы — дочь своего отца.
— Вне Неблагого Двора я встречаю людей, которые уважали моего отца. Мне становиться жаль, что он был на долю приятнее, нежели на долю безжалостней..
Тарлак пожал тем, что у человека означало бы плечи, но это движение было знакомо по движениям моего наставника ночного летуна Бхатара.
— Думаете, это спасло бы его? — спросил Тарлак.
— Планирую узнать это.
— Хочешь быть безжалостнее отца? — спросил Хаттан.
Я посмотрела на него и кивнула.
— Проводите меня в офис, мне нужно позвонить и я попытаюсь быть практичнее и неожиданнее.
— Какая может быть помощь от телефона против благих? — спросил штормовым голосом Тарлаке. Не у всех ночных летунов были такие голоса. Это был признак королевской крови. Но даже среди королевских особей не у всех был такой голос.
— Я вызову полицию и скажу им, что мой дядя опять пытается меня похитить. Они прибудут и спасут меня, а как только я уйду, благие уйдут за мной.
— Если слуа не могут противостоять благим, то люди точно не смогут, — сказал Хаттан.
— Но если благие посмеют напасть на человеческую полицию, то будет означать нарушение соглашения, которое они подписали, когда они прибыли в эту страну. Это война на американской земле, война с людьми. Их за это вышлют из страны.
— Вы стремитесь не бороться, а лишить их возможности бороться, — сказал Тарлак.
— Верно.
Он улыбнулся так, что вокруг его темных глаз собрались счастливые морщинки, это так напоминало широкие улыбки Бхатара, когда я была ребенком.
— Мы отведем Вас в офис, но наш король и племянник сейчас занят тем, с чем человеческая полиция помочь не может.
— Давайте мы пойдем, а Вы будете объяснять, — сказал Мистраль.
Тарлак кинул на высокого сидхе недружелюбный взгляд, который, уверена, Мистраль не понял. Я выросла, глядя в лицо ночного летуна, и я этот взгляд поняла.
— Сидхе здесь не командуют. — Тогда он посмотрел на Дойла.
— Когда королева приказала, чтобы я приехал и попытался быть вашим королем, вы отвергли меня. Решение слуа было окончательным. Я это сделал только потому, что мне приказали, не более того.
— Это плохо отразилось на нашей жизни, — сказал Тарлак.
— Королева приказывает, вороны повинуются, — произнес Дойл старое выражение Неблагих, которое я не слышала уже довольно давно.
— Некоторые говорят, что принцесса твоя марионетка, Мрак, но ты молчишь.
— Принцесса справляется самостоятельно.
— Да, это так. — Тарлак, казалось что-то решил. Он изящно вышел в прихожую, но менее изящно, чем если бы он скользил по воздуху.
— Мы слышали, что слуа проголосовали за нового короля по доверенности, потому что боялись, что Шолто не проснется к началу переговоров с благими, — сказала я, догнав Тарлака. Мистраль и Дойл пошли позади меня, держась ближе, чтобы слышать разговор. Хаттан шел позади них.
— Не только из-за этого, принцесса Мередит. Сад, который Вы создали, был ужасно похож на действия благих, хотя костяные ворота были хороши.
— Это была магия Шолто и моя.
— Но в основном там были цветы и свет. А это не очень похоже на Неблагих и это определенно не слуа.
— Я не всегда могу выбрать какую магию использовать.
— Это — дикая магия и она сама выбирает путь, как вода, находящая расселину в скале, — заметил он.
Я просто согласилась.
— Есть шанс, что они попытаются лишить Шолто власти?
— Они боятся, что в соединении с Вами он разрушит Слуа, поэтому выбрали чистокровного ночного летуна. То, что Шолто был лучшим и самым справедливым из королей, спасло его от потери королевства.
— Простите, — сказал Дойл, — но слуа мог просто не выбирать нового короля?
Тарлак говорил, пытаясь не оглядываться на Дойла.
— Так было и раньше.
Мы шли в тишине несколько минут. Ситхен слуа очень напоминал ситхен неблагих своими темными каменными стенами и холодным истертым каменным полом. Но энергия была другая. Мелодия, пульсирующая энергия, которая всегда присутствовала в волшебном холме, пока не блокировать это ощущение, было немного различно. Это походило на различие между Порше и Мустангом. Они оба были суперкарами, но один мурлыкал и другой ревел. Ситхен слуа ревел, сила, призывала меня все громче и становилась громче с каждым шагом.
Я остановилась настолько резко, что Дойл почти коснулся моего плеча, чтобы не уткнуться в меня.
— Что не так? — спросил он.
— Мы должны позвонить, но я нужна Шолто, прямо сейчас.
— Если Вы там будете, это их не успокоит, — сказал Тарлак.
— Я знаю, что выгляжу для них как сидхе, но это сила, которую они должны видеть. Ситхен зовет. Разве Вы не слышите этого?
Тарлак пристально посмотрел на меня.
— Я слышу, но я — ночной летун.
— Это ревет во мне, все громче и громче, как дождь и ветер во время приближающегося сильного шторма. Я должна быть рядом с Шолто, когда он предстанет перед своими людьми.
— Вы слишком сидхе, чтобы помочь ему, — сказал Хаттан.
Я покачала головой.
— Ваш ситхен так не думает.
Звук пульсировал надо мной, прокатывался по коже, как будто я всем телом прислонилась к большому двигателю.
— Нет времени. Однажды ситхен уже выбрал Шолто как своего короля. И этого не изменит никто другой и Ваши люди должны это понять.
— Если Вы действительно его королева и ситхен действительно с Вами говорит, то почему бы не попросить его открыть нам путь отсюда в зал решений? Ситхен может и говорит с Вами, но вот послушается ли он Вас?
Я вспомнила стену, которая пыталась закрыться вопреки моему желанию, но это было моим желанием, и новый король был против меня. Теперь ситхен хотел что-то, а я хотела того же. Мы оба хотели помочь нашему королю.
Я попросила.
— Ситхен, открой путь к Вашему королю к залу решений.
Вибрирующая энергия стала настолько громкой, что я могла слышать только рев и пульсацию. На мгновение это настолько поразило меня, что я схватилась за одно из щупалец Тарлака для устойчивости. Возможно то, что дотронулась до ночного летуна, а не сидхе, но коридор перед нами стал во что-то перетекать. И мы оказались перед входом в огромную пещеру. Отсюда можно было видеть почти весь зал, заполненный слуа, сидящими как в большом амфитеатре.
Шолто стоял на песчаном полу, перед ним стоял огромный ночной летун, почти столь же высокий как Шолто. Он развернул свои крылья и закричал на нас. Шолто пораженно развернулся к нам. Он только успел сказать «Мередит», когда ночной летун скользнул к нам. Тарлак бросился ему на встречу и они столкнулись, переплелись и начали подниматься в воздух.
— Вы не должны были приходить, — сказал Шолто, но протянул мне руку. На скамьях, которые занимали почти весь зал, слуа начали драться между собой.

Татуировки на наших руках стали оживать вспыхнули, не как реальные розы, а как пылающие, пульсирующие рисунки. Запах трав и роз разлился вокруг. Я почувствовала давление короны, которая опять появилась в моих волосах — корона из белых роз и омелы. Мне не нужно было смотреть на Шолто, чтобы знать, что вновь появилась и его корона из трав и цветов.
Сверху как дождь начали падать лепестки, но это уже были не гвоздика и лаванда, как прежде. Белые лепестки падали, окружая нас двоих.
Это приостановило драку. Слуа поворачивались к нам с удивленными лицами. Секунду во мне горела надежда, что драка закончилась и можно начать говорить, но крики опять начались.
— Сидхе! Они сидхе! — Кричали одни.
— Предатели! Мы преданы! — Кричали другие.
Дойл стоял за моей спиной и говорил Шолто:
— Нам нужно оружие.
Я подняла лицо навстречу падающим лепесткам, наслаждаясь их мягкими прикосновениями. И обратилась к воздуху:
— Нам нужно оружие.
У Шолто в руках были костяные копье и кинжал. Я стояла рядом с ним безоружная. Камень под ногами задрожал, затем растрескался. Дойл и Мистраль обхватили и держали меня, но мне не было страшно. Я чувствовала силу ситхена, гудящую как большая машина.
Трещина разошлась и застыла. Перед нами появилась винтовая лестница, ведущая вниз, столь же белая и яркая, как во Дворе Благих. Перила были из человеческих костей и больших костей существ, которые не были гуманоидами.
Когда стон разверзшегося камня затих, со стороны слуа тоже не было слышно ни звука. Было настолько тихо, что стало слышно, как на песок падают лепестки.
В звенящей тишине послышался звук шагов и шелестящей ткани. На лестнице показалась первая фигура. Она была обернута в белые одежды и такой же белый плащ, которые носили в волшебной стране на протяжении веков. Руки столь же белые, как ткань, держали в руках меч. Сначала я подумала, что кожа рук лунного цвета, как у Шолто и меня, но чем выше поднималась фигура вверх по лестнице, тем яснее становилось, что это были кости. Руки скелета держали белую рукоять меча. Лезвие меча тоже было белым и мерцало как металл, а не как кость.
Фигура была высокой, как любой сидхе, и смотрела на нас лицом черепа, скрытого тончайшей вуалью. Пустые глазные уставились на меня. Затем фигура повернулась к Шолто и протянула ему меч.
Шолто секунду колебался, затем взялся за рукоятку. Он столкнулся с рукой скелета, но, казалось, не возражал. Фигура шла через растущий разлив лепестков, длинный шлейф струился, как у жуткого подвенечного платья. Она, а это была она, встала с одной стороны от нас и застыла.
Следующая фигура очень напоминала первую — белые кости, вуаль на лице. Эта фигура протянула сотканные белые пояс и ножны. Шолто взял их, закрепил на талии и вложил меч в ножны.
Третий скелет держал щит, столь же белый, как меч. На щите были вырезаны изображения скелетов и щупалец каких-то существ. Если бы я не видела слуа в дикой форме, то приняла бы их за огромных морских животных, но теперь я знала что это было.
Невеста-скелет предложила щит Шолто. Он взял его и как только щит коснулся его руки, ситхен заревел вокруг нас. Этот звук звучал не только в голове, а как будто ситхен был огромным животным.
Я думала, что парад оружия завершился, но на лестнице появились тени. Поворот лестницы не давал возможности разглядеть что двигалось там, но я знала, что это было что-то большое.
Следующая фигура приблизилась ко мне. Она держала бледный меч с рукоятью цвета бледной кожи. Я протянула руку, но Дойл остановил меня.
— Коснись этого рукой, которая несет руку плоти, Мередит. Это меч Абен-дул. Любой, кто его коснется, не владея рукой плоти, будет поглощен также, как поглощает рука плоти.
Мой пульс внезапно оказался в горле, мешая дышать. Рука плоти была самой ужасной моей магией. Я могла вывернуть любого наизнанку или даже двух человек вместе в одну кричащую массу. Но сидхе от этого не умирают. Он продолжают существовать и кричат.
Я дотронулась правой рукой, моей рукой плоти. Хорошо быть предупрежденной перед тем, как коснуться этого. Хорошо быть предупрежденной, что та магия, которая поможет тебе, может заманить тебя в ловушку. Власть часто бывает обоюдоострой.
Я взяла оружие и со стороны слуа услышала общий вздох. Они знали чем было это оружие, но не предупредили меня. Рукоять в моей руке была простая и я крепко обхватила ее. И меч ожил — на рукояти появились изображения умирающих людей, выворачивающихся и поглащенных вместе. Это были изображения того, что мог сделать меч. В этот миг я поняла, что могу убить этим мечом, кам обычным мечом, но я могла и направить свою руку крови через этот меч в сражении. Этот меч был единственным, о котором я слышала в легендах, и этот меч был создан, чтобы быть превосходным продолжением моей руки власти. Сидхе потеряли его много веков назад, так давно, что почти забыли.
Как я об этом узнала? Мой отец убедился, что я запомнила список потерянных преметов силы. Это был перечень того, что мы потеряли, но теперь я поняла, что он также стал перечнем того, что мы могли вернуть.
Следующая фигура держала белое копье, искрящееся серебром, как будто было сделано из отражающего свет драгоценного камня. Существовало несколько легендарных копий, и только когда фигура предложила его Мистралю, я определилась с именем. Это была просто Молния. Это копье никогда не было копьем Мистраля. Когда-то оно принадлежало Таранису-Громовержцу, прежде, чем он попытался стать слишком похожим на людей.
Мистраль поколебался, затем обернул своей большой ладонью древко. Этим копьем могло владеть только божество штормов. Чтобы коснуться его, не владея способностью вызвать молнию, означало, что оно сожжет руку или самого коснувшегося. Я это забыла. У большинства из сидхе была только одна рука власти. Остальных копье убивало.
Копье блеснуло так сильно, что мгновение я не могла видеть окружающее. Затем копье с серебряным древком стало мягко светиться. Мистраль пристально глядел на него, как будто это было что-то поразительное. Он мог вызвать молнию своей рукой и копьем, а по легенде он мог вызвать и направлять штормы.
Следующая скелетообразная невеста подошла к Дойлу. У него уже многие годы были меч силы и два магических клинка. Но я просила нас вооружить, так что привередничать не приходилось. То, что держали руки фигуры, назвать оружием было трудно. Это был искривленный предмет, сделанный из рога какого-то неизвестного мне животного. Он был черным и был таким древним, что ощущалась тяжесть его возраста. У него был ремешок, чтобы носить через плечо.
Раздался вопль и огромный ночной летун, который боролся с Тарлаком, приземлился около нас. Где же Тарлак, успела подумать я, и в этот момент ночной летун, потенциальный король слуа, дотронулся до предмета, который держал в руках скелет.
Дойл не пытался остановить его. Ни один из нас этого не сделал.