Офис Шолто был отделан дорогим полированным деревом, покрашенным в темно-коричневый цвет, не скрывавший древесную структуру. Стены были обшиты деревянными панелями. У стены стоял стол, покрытый тканью. Она была истерта, но рисунок на ней все еще можно было рассмотреть. Там было небо с клубящимися облаками, среди которых можно было разглядеть щупальца, все это создавало ощущение фильма-ужаса. Там были крошечные фигурки людей, бегущих по земле в ужасе. Одна из фигур — женщина с длинными белокурыми волосами пристально смотрела в небо, а в это время все остальные люди убегали, закрывая глаза. Когда я была ребенком, то тщательно разглядывала эту вышивку, когда мой отец и Шолто занимались делами. Я знала по рассказам, что эта вышивка была такая же древняя, как гобелен Байё, и что белокурой женщиной была Гленна Безумная. Она сделала ряд гобеленов о том, что она видела, когда дикая охота прошлась над ее селением. Гобелены постепенно становились тем причудливее, чем больше ее оставлял ум. Я смотрела на сотворенное Гленной Безумной и задрожала. Это шок? Это благословение Богини и Консорта? Или все потери наконец меня достали?
Дойл поддержал меня, его руки обвились вокруг моей талии, крепко прижимая к себе. В последнее время в гашей жизни было много тяжелых испытаний. И мое решение бежать из волшебной страны, было главным образом сделано именно из-за этого человека, уж себе то я могла в этом признаться, может быть еще смерть бабушки. Но все же я готова отказаться от трона ради Дойла и детей, которых ношу.
Голос человека на другом конце телефона заставил меня вздрогнуть. Меня оставили ждать и довольно долго, думаю, что не поверили, что я действительно была тем, кем представилась.
Дойл крепче обнял меня и мой пульс немного успокоился.
— Майор Уолтерс. Это действительно Вы, принцесса?
— Это я.
— Мне передали, что Вам нужно полицейское сопровождение по дороге из волшебной страны. — Усик розы потянулся от моей короны и коснулся телефонной трубки.
— Да.
— Вы знаете, что стены Вашей палаты в больнице растаяли? Свидетели говорят, что Вы и Король Шолто улетели из палаты на летающих лошадях, при этом Мобильный Резерв, который был около больницы, не увидел ни одного из вас до тех пор, пока не стало слишком поздно что-то предпринимать. — Он не казался счастливым.
— Майор Уолтерс, я сожалею, что я расстроила Ваш Мобильный Резерв или еще кого-нибудь, но у меня была адская ночь, ладно? — В мой голос просочилась усталость. Я несколько раз глубоко вздохнула. Я не сломаюсь. Королева так не делает.
Дойл поцеловал меня в макушку, в серединке короны из роз и омелы.
Выбившийся усик, обвил трубку и сильно тянул.
— Вам могут причинить вред?
— Не физически.
— Что случилось, принцесса? — Его голос стал мягче.
— Мне нужно время, чтобы выйти из волшебной страны, майор Уолтерс. И время, чтобы выйти из-под Вашей юрисдикции. Я слишком близко к родственникам в Сент-Луисе. — Усик, тянул все сильнее, как будто старался вытащить трубку из моей руки. Волшебная страна сделала меня королевой этого холма и не хотела отдавать человеческому миру.
Я прошептала:
— Уже все закончилось.
— Что это было, принцесса?
— Простите, ничего.
— Что Вам нужно от нас?
Дойл коснулся усика и начал его снимать с телефона. Он попытался убрать обе свои руки, чтобы освободить телефон, но одну из его рук я удержала на своей талии, и он был вынужден заниматься освобождением одной рукой.
Я объяснила, что люди моего дяди были около моего убежища и угрожали войной слуа, если те меня не отдадут.
— Мой дядя — абсолютный монарх Двора Благих. Он убедил их, что близнецы, которых я ношу, так или иначе его, а он — их король. Он утверждает, что слуа украли меня, и благие хотят меня вернуть. — Я не пыталась бороться с усталостью в своем голосе. — Они хотят вернуть меня дяде. Вы понимаете?
Дойл наконец развернул усик. Я почувствовала, что усик стал втягиваться назад в живую корону.
— Я слышал про обвинения короля, и я сожалею, что не могу Вам ничего сказать по этому поводу, принцесса Мередит.
— Обвинения, Уолтерс? Мило, что Вы не признаете, что верите мне.
Дойл сжал меня сильнее.
Майор Уолтерс начал возражать, но я прервала его.
— Хорошо, Уолтерс. Только сопроводите меня назад к реальности. Посадите нас на самолет в Лос-Анджелес.
Усик опять заскользил к телефону.
— При условии, что врачи осмотрят Вас до того, как Вы войдете в самолет.
Я прикрыла трубку рукой и прошипела:
— Остановить! — Усик остановился на середине движения как ребенок, которого поймали за руку с печеньем.
— Принцесса, мы сопроводим Вас, но только при условии, что врачи осмотрят Вас до того, как мы посадим Вас в самолет.
— Мы расплавили стены палаты, в которой я лежала. Вы действительно думаете, что в больнице захочет меня опять видеть?
— Они — больница, и они хотят безопасности для Вас. Все мы хотим безопасности для Вас.
— Вы не хотите, чтобы я сдохла, пока нахожусь под Вашим наблюдением, вот что Вы это имеете ввиду.
Дойл вздохнул и поцеловал меня в щеку. Я не была уверена попросил ли он меня не быть такой резкой с людьми или просто успокаивал меня.
— Принцесса, все не так, — сказал он и, казалось, подразумевал именно это.
— Ладно, простите. Пожалуйста, приезжайте и проводите нас.
— Это займет некоторое время, чтобы добраться до Вас, но мы приедем.
— Некоторое время? — Спросила я.
— После того, что случилось в прошлый раз, Принцесса, нам дали разрешение, или приказали, как посмотреть, вызывать Национальную гвардию. На всякий случай, если небо опять закипит монстрами. Я знаю, что Ваш человек Айблок излечил тех, кто сошел с ума, но все равно многие частично помнят то, что случилось. Так что теперь это проблема не только полиции.
— Мобильный Резерв не может с этим справиться? — Спросила я.
— У Национальной гвардии есть в составе ведьмы и волшебники. У полицейских нет.
— О, — сказала я. — Забыла об этом. Это после происшествия в Персии. — Это было довольно долго обсуждалось в новостях, да еще показывали все в цвете.

Дойл позаимствовал немагический кинжал от Шолто, у кого оказалось в офисе спрятано много оружия. Я задалась вопросом, а не была ли и его спальня так же оснащена оружием? И поняла, что это вполне вероятно. Это показывало недостаток высокомерия и предусмотрительность, что я нахожу похвальным в воинах сидхе и ужасно привлекательным в короле. Сегодня мы пытались выжить и сбежать, и дополнительное немагическое оружие было лучшей идеей.
Дойл использовал кинжал, чтобы связаться с Рисом. Большинство в волшебной стране использовали для этого зеркала, но часть изначальной магии могла отражаться и на еще одной поверхности, которую все мы носили. Почти все носили ножи, чтобы резать пищу или для хозяйственных работ. Нож полезен для многих вещей, а не только для убийства. Нужна была только кровь, чтобы воззвать через лезвие. Скорее всего, именно по этой причине стали все чаще пользоваться зеркалами.
Дойл провел пальцем по лезвию, надрезая его, и смазал кинжал кровью. Затем наклонился ближе к лезвию и позвал Риса.
Я устроилась в большом офисном кресле Шолто, подобрав ноги под себя. Живая корона в моих волосах распуталась и исчезла. В волосах Шолто тоже больше не было короны. Видимо, магия выполнила свою задачу.
То ли волшебство оставило меня, то ли все сегодняшние события навалились на меня, но сейчас мне было холодно. Этот холод не имел ничего общего с температурой в волшебном холме. От такого холода не спасет одеяло, это холод сердца и души.
Меч Абен-дул лежал на пустом столе Шолто. Изображения, которые появились на его рукоятке, все еще оставались там, застыв в материале рукояти, больше похожей на кость, но не совсем. Нагое тело женщины застыло в миниатюре, ее лицо было полно боли и ужаса, ее нога стекалась с ногой человека над ней.
Рука плоти одна из самых ужасных магий, которыми обладали сидхе. Я использовала ее только дважды и каждый из них я помнила. Если бы я использовала ее на людях, то возможно, это было бы менее ужасно, потому что они умерли, когда их вывернуло бы наизнанку, сидхе же от этого не умирали. А значит нужно было найти другие способы, чтобы остановить их агонию, пока они кричали, а их внутренние органы блестели на свету. Их сердце было снаружи, все еще связанное с сосудами и органами. Последним сидхе, владевшим рукой плоти, был мой отец. Но меч на столе передо мной явился не ему. Он явился мне. Почему?
Мистраль шагнул между мной и столом, упершись руками в спинку кресла, он толкнул его. Кресло откатилось назад, и я посмотрела на него.
— Принцесса Мередит, ты выглядишь испуганной.
Я открыла рот, закрыла, и наконец произнесла:
— Мне холодно.
Он улыбнулся, но глаза остались серьезными, когда он повернулся к Шолто.
— Принцессе холодно.
Шолто просто кивнул, и открыл дверь, чтобы поговорить с охранниками, ждущими снаружи. Он был королем и был уверен, что охранники стоят там, и что один из них будет счастлив позвать прислугу принести одеяло или пальто. Это было высокомерное благородство. У меня никогда не было достаточного количества слуг, чтобы я привыкла приказывать. Хотя возможно мой отец именно так и планировал. Он был человеком, который думал далеко вперед. Возможно он понимал, что без такого высокомерия, я буду более справедливой. Волшебная страна нуждалась в небольшом количестве справедливости.
Мистраль встал передо мной на колени, и он был достаточно высок, чтобы закрыть от моего взгляда стол. Меч не был единственной вещью на столе. Рядом с ним лежало копье. Оно больше не светилось, а было цвета выбеленного дерева, и на нем были видны руны настолько древнего языка, что я не могла прочитать их. Я задалась вопросом, а мог ли Мистраль их прочесть, но меня не так уж это интересовало, чтобы спросить. Есть другие вещи, о которых я должна была знать больше.
— Почему меч не прибыл в руку моего отца? Ведь у него была рука плоти.
Мне ответил Дойл.
— Еще у него была рука огня.
Я не оглянулась на него, но спросила:
— А у меня еще рука крови. Как одно относится к другому? Абен-дул предназначен любому, у кого рука плоти. Так почему я, а не мой отец?
— Предметы власти еще не начали возвращаться, когда был жив Принц Эссус, — ответил Дойл.
Мистраль спросил:
— Ты вызвал Риса?
— Да. — Дойл подошел ближе и встал справа от меня. Он взял меня за руку, руку, которая могла коснуться меча, и без соответствующей магии он вывернул бы меня на изнанку, и я умерла бы.
Он поцеловал мне костяшки пальцев, я попыталась освободить руку, но он удержал ее.
— В тебе огромная сила, Мередит. И в ней нет ничего неправильного или злого.
Я потянула сильнее свою руку, и скорее он позволил мне ее освободить, нежели я была сильнее.
— Я знаю, что моя магия не является злом, но зло то, что она делает, Дойл. Ты видел, что она творит. Это самая ужасная сила, которую я когда-либо видела.
— Принц никогда не демонстрировал тебе эту магию? — спросил Мистраль.
— Я видела врага, которого королева держит в шкафу своей спальни. Я знаю, что это мой отец превратил его в… шар плоти..
— Принц Эссус не соглашался с тем, что королева хотела делать… с этим, — сказал Дойл.
— Не с этим, — сказал Шолто. — С ним. Если бы это был не он, думаешь королева вытаскивала бы его из шкафа?
Все мы смотрели на него. Взгляд Мистраля не был счастливым.
— Мы пытаемся ее успокоить, а не ухудшить ее чувства.
— Королева гордилась, показывая Мередит насколько ужасной она могла быть.
Я кивнула.
— Он прав. Я видела… каким оставили пленника. Я видела его в ее кровати и слышала, как она приказывала положить его в шкаф.
— Я не знал, — сказал Дойл.
— Я тоже, — сказал Мистраль.
— Вы действительно думали, что королева щадила принцессу?
— Андаис скрывала от нее худшие из наших оскорблений, — сказал Мистраль, — поэтому Мередит никогда не видела, как она пытает нас, как в ту ночь, когда принцесса спасла нас. — Он взял одну из моих рук в свою и посмотрел на меня. В его взгляде было уважение, благодарность, надежда. Именно взгляд Мистраля той ночью дал мне храбрость рискнуть собой, чтобы спасти их всех от королевы. Его глаза той ночью ясно говорили, что я была всего лишь никчемной принцесской. И я приложила все силы, чтобы доказать ему обратное.
Я задалась вопросом — знал ли он, что его взгляд тогда сделал. И это подтолкнуло меня сказать ему об этом.
— Именно твои глаза той ночью, Мистраль, заставили меня рискнуть пойти против королевы.
Он нахмурился.
— Ты меня тогда едва знала.
— Правда, но ты смотрел на меня, пока она одних кромсала, а других заставляла смотреть на это. Твои глаза сказали мне, что ты тогда думал обо мне, что я ни на что не годная придворная дамочка.
Он изучал мое лицо.
— Той ночью ты чуть не умерла только потому, что я смотрел на тебя?
— Я должна была доказать тебе, что ты ошибался, Мистраль. Я должна была рискнуть всем, чтобы спасти вас всех, потому что это было правильно. Я сделала это сознательно.
Он держал мою руку в своих руках, и мои маленькие ладошки тонули в его огромных руках. Он продолжал смотреть на меня, как будто пробуя на вес мои слова.
— Она не лжет, — сказал Дойл с другой стороны от меня.
— Я верю, только… Не мог я сделать так, чтобы женщина заботилась о нас так, как я не мог даже подумать, как я не мог представить. То, что она отреагировала так только из-за того взгляда… — Он нахмурившись глядел на меня, затем спросил, — Мы были предназначены быть вместе? Из-за этого один мой взгляд сделал так много?
Я так не думала.
— Я не знаю. Я только знаю, что случилось то, что случилось. Ты заставил меня сделать больше, чем, думала, я могла сделать, Громовержец.
Он улыбнулся. Это была улыбка, которую мужчина может подарить только женщине. Улыбка, которая сказала мне насколько он был рад и сколько мои слова значили для него. Все полагают, что самые волшебные отношения между моими мужчинами и мной наполнены магией, но самые драгоценные моменты являются самыми обычными. Моменты, которые делят мужчины и женщины, если они любят друг друга, и говорят правду друг другу.
Любила ли я Мистраля? Когда он так внимательно смотрел на меня, у меня был только один ответ: Еще нет.

Слуга принес пальто. Оно было сшито из кусков кожи и простегано грубыми стежками, как кожа Франкенштейна. Кожа была различных оттенков черного, серого и белого, и различалась по структуре, как будто пальто было сделано из кожи разных видов животных. Стежки и разные куски кожи должны были бы сделать это пальто уродливым, но это было не так. Оно скорее напоминало клубную одежду готов, с добавлением элементов экипировки мотоциклистов.
Это пальто было удивительным, полностью подходило мне по размеру, облепляя мое тело, и очень мне шло. Его невозможно было надеть поверх оружия, поэтому пришлось снять больничную одежду, которая была в засохшей крови, чтобы застегнуть кнопки. Кнопки были вырезаны из кости. Пальто было подогнано настолько тесно, что моя грудь очень выгодно смотрелась в его V-образном вырезе. Самая узкая часть пальто пришлась на линию под грудью, доходя почти до талии. Дальше пальто проливалось вниз как бальное платье. Застежка шла до самого пола.
Шолто пришлось встать на колени передо мной, чтобы застегнуть мне пальто. Он мне улыбнулся.
— Ты прекрасно выглядишь.
Было мелочно чувствовать себя лучше только потому, что на мне было хорошо сидящее и идущее мне пальто? Возможно, но насколько хуже я буду чувствовать, если не возьму что-то, что помогло бы мне чувствовать себя лучше.
— Оно отлично сидит, — сказала я. — У кого я позаимствовала одежду?
— Это было создано для королевы слуа, — сказал он, вставая.
— И что это значит? — спросила я.
— Это значит, что у нашей швеи несколько месяцев назад было видение. Ей было сказано, что я возьму королеву, и что она должна сшить подходящие одеяния.
Я провела кончиками пальцев вниз по коже пальто. Она была такой мягкой. Швея выровняла изнаночную сторону пальто так, что швы не натирали мне кожу.
— Ты хочешь сказать, что ваша швея заранее знала, что Мередит будет королевой? — спросил Мистраль.
— Не именно Мередит, она не знала имени, но размеры знала.
— И ты позволил ей шить одежду для этой призрачной королевы? — спросил Дойл.
— Мирабелла шила для нашего двора столетиями. Она достаточно потрудилась, чтобы можно было немного потворствовать ей. Много чего из одежды было сделано из остатков и кусочков, как это пальто, так что это было не расточительство. — Он выдал мне благодарную улыбку. — Вид Мередит в этом пальто говорит, что это точно не было расточительством.
— Почему было важно, чтобы здесь у меня была одежда? Важно для пророческого видения? — спросила я.
— Мы в осаде, — сказал Дойл. — Возможно мы пробудем здесь дольше, чем думаем. Возможно нам с Мистралем тоже понадобилось бы позаимствовать одежду, но для тебя труднее найти подходящую по размеру одежду.
— Но почему хорошая одежда так важна? — спросила я.
— Мирабелла говорила всем, кто слушал, что я возьму королеву и она будет вот такого размера. — Он сделал жест, как рыбак показывает размер пойманной рыбы. — Это заставило ведьм и женщин-ночных летунов пересмотреть свои виды на меня.
— Ты имеешь ввиду, что женщины твоего двора перестали тебя преследовать, потому что Мирабелла шила одежду, которая не подходила им? — спросила я.
— Да, — ответил Шолто.
— Ты видел одежду до этого момента? — спросил Дойл.
— Нет, — сказал Шолто. — Женщинам моего двора было очень интересно, но я не интересовался этим. Если честно, то я думал, что Мирабелла специально это сделала, чтобы помочь мне прекратить преследования женщин нашего двора. — Он провел рукой вниз по моей руке, обернутой в кожу. — Но это было истинное видение.
— Очень надеюсь, что это не значит, что мы здесь в ловушке, — сказал Мистраль. — Ничего личного, Король Шолто, может ли это значить, что люди не в состоянии вывести нас отсюда?
— Я не хочу делать ничего, что будет вразрез с планом Мередит, но не могу сказать, что ее присутствие здесь со мной не будет для меня удовольствием..
Кто-то мягко и почтительно постучал в дверь. Я уже поняла без чьих-либо объяснений, что это был слуга. Как будто их учат, что нельзя сразу входить, можно только привлечь внимание, постучавшись с докладом.
— Войдите. — Произнес Шолто.
Женщина, которая принесла пальто, поклонилась, войдя в дверь.
— Король Шолто, простите, но есть вопрос, требующий Вашего внимания.
— Говори, Бебе. В чем дело?
Все три ее глаза стрельнули на Мистраля и Дойла, возможно больше на Дойла, прежде, чем она спросила,
— Вы уверены, чтобы дела двора обсуждались в присутствии незнакомцев? — Она попыталась присесть. — Я не имею ввиду Королеву Мередит, а этих двух сидхе.
Я заметила это интересное выделение, что они были сидхе, а я и Шолто нет. Это от того, что сидхе не могли править слуа или это было признание, как и мы считали, что мы не были сидхе? Я не знала Бебе достаточно хорошо, чтобы понять ее ли это были мысли, но это было интересное наблюдение.
Шолто вздохнул, затем повернулся к нам.
— Я сожалею, но вы действительно не слуа. Я скоро вернусь, надеюсь. — Он не выглядел счастливым, выходя в прихожую со слугой.
— Интересно, что они не считают сидхе своего короля, — заметил Мистраль.
— Или меня, — добавила я.
Дойл подошел ко мне, показывая рукой сверху вниз на мое новое пальто.
— Ты действительно выглядишь в этом пальто прекрасно. Оно идет тебе.
— Да, — сказал Мистраль. — Не хотел проигнорировать твою красоту, принцесса. Прости меня. — Он опустился на одно колено. Я видела, как стражи так делали для Королевы Андаис, когда они боялись, что они вызвали у нее недовольство.
— Встань, — сказал я, — и никогда так больше не делай.
Он выглядел озадаченным, но встал, хотя неуверенность на его лице была почти болезненной.
— Я расстроил тебя. Я сожалею.
— Так падать на колени, как ты сейчас сделал — это для королевы, — сказал Дойл.
Я кивнула.
— Я должна была провести свою жизнь униженно коленопреклоненной. Я не хочу видеть это в своих королях, или отцах моих детей. Ты можешь извиниться, Мистраль, но никогда не падай на землю, будто боишься того, что я сделаю. Это не мой стиль.
Он посмотрел на Дойла, который ему кивнул. Мистраль встал рядом с нами. Он улыбнулся мне немного растерянно.
— Это займет некоторое время, чтобы привыкнуть к таким вещам, но я постараюсь удержаться от коленопреклонения.
Я должна была улыбнуться этому.
— О, я не знаю. Мне нравится видеть человека коленопреклоненным, но если для этого есть очень хорошая причина.
Мистраль нахмурился.
Дойл объяснил.
— Она имеет ввиду, что, если ты решишь доставить ей удовольствие, то можешь встать на колени.
Мистраль покраснел, я никогда не видела его таким до сих пор. Он отвел взгляд, но ответил,
— Я буду счастлив сделать это снова с тобой, принцесса.
— Мередит, Мистраль. Зови меня Мередит или даже Мерри, когда мы одни.
Дверь открылась без стука, и я знала, что это Шолто. Он вошел, его лицо было несчастным.
— Что случилось? — спросил Дойл.
— Ваша мать прислала сообщение. Она требует доказательств, что с тобой все в порядке или благие готовы атаковать холм слуа.
— Они что, действительно хотят напасть на вас? — изумилась я.
— Не знаю, сделали бы это они, но они угрожают этим.
— Разве они не понимают чем рискуют? — спросил Дойл.
— Я думаю, что они пока не видят людей, чтобы говорить так, а мы всегда устраивали небольшие сражения друг с другом, о которых люди понятия не имели. О таком мы людям не рассказываем.
— Таранис изменил это, когда пошел к человеческим властям и обвинил моих мужчин в насилии.
— Это было… странно, — сказал Шолто.
— И если мы можем добраться до человеческих властей, мы расскажем им о преступлении, о настоящем преступлении, — сказала я, и даже мне слова показались мрачными.
Дойл обнял меня, и я прижалась к его голому торсу.
— Мы можем говорить по зеркалу с твоей матерью. — Шолто мрачно смотрел на Дойла.
— Что? — спросил Мистраль.
— Я только что понял, впервые буду говорить с тещей.
Дойл был поражен.
— Я думал о Бесабе, как о враге слишком долго, но ты прав. Она мать Мередит.
— Нет, она только родила меня, — сказал я. — Вы видели смерть единственной женщины, которая заработала право называться моей матерью. Меня воспитывали бабушка и отец. Теперь же моя мать хочет меня только потому, что я могу сделать ее матерью королевы благих. До того, как Таранис проявил интерес ко мне, она ни капли обо мне не заботилась.
— Она твоя мать, — сказал Шолто.
Я покачала головой, стоя в объятия Дойла.
— Нужно заработать право так называться. Именно так понимаются это люди. И не думаю, что просто рождение ребенка является достаточным основанием.
— Христиане полагают, что ты должна чтить своих родителей, — сказал Дойл.
— Да, это так, но спросите большинство американцев, и они скажут, что уважение нужно заработать.
— Ты хочешь проигнорировать запрос Бесабы? — спросил Шолто.
— Нет. Она хочет казаться потерпевшей стороной. Мы же должны показать ей, что нет причин для беспокойства. — Я подняла глаза к лицу Дойла. — Будет хорошо или плохо, если Дойл и Мистраль будут с нами? Или будет лучше, если будем только я и ты, Шолто?
— Я думаю, что требуется показать силу, — ответил он. Затем обратился к двум мужчинам. — Если у вас нет возражений, Мередит и я пойдем впереди, как король и королева, вы по сторонам от нас, а мои стражи позади нас. Давайте напомним им, с кем они хотят воевать.
Казалось, это предложение было встречено с одобрением. Шолто с улыбкой сказал:
— Уверен, что у меня найдется одежда, которая подойдет вам обоим, хотя Мистраль немного шире меня в плечах. Возможно подойдет безрукавка варварского короля.
— Я одену то, что тебе нравится, — сказал Мистраль. — Я ценю, что ты позволяешь нам оставаться рядом с Мередит в такой момент.
— Пусть благие, кто не боится Слуа, будут бояться Мрака Королевы и Мистраля Громовержца.
— Давно уже у меня не было той силы, о которой говорит это имя.
— Ты держишь копье, которое когда-то Тору-Громовержцу. Символ власти Тараниса находится в твоих руках, Громовержец.
— Я думаю, — сказал Дойл, — что благие не согласятся с таким положением вещей. Они здесь ради чаши. Если Таранис знает, что один из символов его власти выбрал другую руку, то он… — Дойл покачал головой и развел руки, как будто хотел обхватить что-то.
Я закончила его мысль:
— Таранис — самоубийца.
— Самоубийца? — Дойл произнес это с интонацией вопроса, затем кивнул. — Я собирался сказать, что он убьет нас всех, но да, этот термин точен].

Одежда Шолто подошла Дойлу и Мистралю по росту, но за исключением Риса и меня, все сидхе, которых я знала, были приблизительно шести футов ростом. Мужчины были все широкими в плечах, узкими в талии и стройными. Стражи были еще и мускулистыми, так как практиковались на тренировках с оружием и в войнах. Но Шолто был прав, говоря о плечах Мистраля. Они были шире, чем у Шолто или Дойла. Не на много, но достаточно, чтобы рубашки не подходили, натягиваясь слишком сильно, чтобы выглядеть хорошо. Лучше одеть меньше одежды и выглядеть хорошо, чем одеть больше, но выглядеть плохо. Мы собирались общаться с Благим Двором и они обо всех судили по внешности. То есть, если кто-то выглядел хорошо, то он был хорош. Вот такая неблагополучная семья.
Мирабелла, швея слуа, ходила вокруг Мистраля, натягивая на него пальто, которое она смогла найти для таких широких плеч. Она помогала ему держать пальто бледной, тонкой рукой, а потом разгладила складки дорогой синей ткани черно-белым щупальцем.
Ее правая рука была щупальцем ночного летуна. Она казалась человеком, за исключением этого щупальца. Щупальце было таким ловким, каким, я знала, могут быть щупальца ночных летунов. Она использовала обе свои руки не задумываясь. Видимо, сказывалась многолетняя практика работы обоими руками. Она была полукровкой ночного летуна? Ребенок насилия или согласия? Я хотела спросить, но это будет слишком грубо.
Мистраль выглядел удивительным в этом пальто. Глубокий синий цвет, казалось, сделал его глаза синими как летнее небо. Широкий воротник был отделан серым мехом и его собственные серые волосы цвета осенних облаков, казалось, сливались с мехом и трудно было определить, где заканчивается мех и начинаются волосы.
Мирабелла развернула Мистряля так, чтобы рассмотреть как легло длинное пальто вокруг его тела. Более темный серый мех спускался по спине пальто широкой линией так, что свободно лежащие до лодыжек волосы не нарушали создаваемой мехом иллюзии — и это был не гламор, а мастерство подбора одежды.
— Такое впечатление, что это пальто было сделано именно для него, — сказал сухо Дойл.
Швея пригладила щупальцем свои коричневые волосы, собранные в аккуратный пучок, затем посмотрела на него своими оливковыми глазами с вкраплениями карих, серых, и даже золотых искорок около радужки. Они были очень человеческими, хотя и у сидхе тоже могли быть такие. Она была высока и прекрасна, и двигалась с тем строгим, странно изящным, бузепречным движением, которое получается когда носишь корсет под платьем. Платье моды 1800-х годов и было темно-зеленого, почти черного цвета, который отражался в ее зеленых глазах. Рукава не соответствовали исторической точности такого покроя платья. Наверху они были собраны в фонарики и от локтя спускались широкими раструбами, которые проливались вниз, когда она подняла свои руки. В прорезях рукавов были видны рука и щупальце, а значит щупальце шлок по крайней мере от локтя.
Шолто сказал:
— Мирабелла, ты сделала это специально для Мистраля?
Она не смотрела на своего короля, а продолжала носиться с пальто, которое было самым большим из вороха одежды.
— Я рассказывала Вам о своем видении, Ваше Величество.
— Мирабелла. — Он произнес ее имя с нажимом.
Она повернулась и взглянула на него раздраженно, затем опять развернула Мистраля к нам, продолжая свой осмотр. Он сносил эту без жалоб. Королеве Андаис нравилось наряжать своих стражей на обеды, танцы, или для собственного развлечения. Мистраль привык к такому осмотру, как будто его мнение не имело значения. Мирабелла была совершенно профессиональна по сравнению с Андаис. Без ощупываний.
На Мистрале были черные брюки, подвернутые в сапоги по колено. Мирабелла завязала широкий синий пояс на его талии, и цвет пояса великолепно смотрелся на фоне лунно-белого света его оголенного живота. Глубокий синий цвет пальто подчеркивал видимую в нем бледную мускулистую грудь. Когда Шолто сказал, что Мистраль будет выглядеть царем варваров, он был прав.
— Мое пальто не делалось специально для моих плеч, Мирабелла, — сказал Шолто, посмотрев на нее.
Она пожала плечами, и что-то в этом движении подсказало мне, что плечо под рукавом было человеческим, по крайней мере, там была кость, не соответствующая щупальцу.
Она наконец посмотрела на своего короля. В ее прекрасных глаза плескалось возмущение. Она упала на колени, тяжелые юбки ее платья расплескались вокруг нее.
— Простите меня, мой Король, но гордость взяла верх надо мной. Если благие увидят мою работу после многих лет работы на Вас, Король Шолто, то я хочу, чтобы они были впечатлены. Я хочу, чтобы они видели, какую одежду они могли бы получить из этих двух рук, если бы Таранис не забрал бы одну из них.
Это ответило на один мой вопрос. Когда-то давно у Мирабеллы были две руки.
— Значит ты не ложилась спать всю ночь, чтобы сшить это пальто и одежду для Дойла.
— Вспомните, Ваша Выличество? Я создала для Вас красное пальто, но королева не одобрят этот цвет в своем дворе, и Вы больше никогда не одели его.
Шолто нахмурился, а потом улыбнулся, качая головой.
— Она думала, что это был слишком яркий цвет для ее двора. Она назвала его благим. Я забыл.
Дойл был одет в красное пальто, красивое темно-красное, и выглядело эффектно на фоне черноты его кожи. Контраст был почти черезчур красив. Пальто было похоже на современный пиджак, за исключением цвета и кроя. Покрой польстил его широким плечам и узкой талии — спортивное телосложение, как называлось это в магазинах. Еще были соответствующие брюки, собранные на талии небольшими складками так, что они очень плотно прилегали наверху, к бедрам и ниже темно-красная ткань стекала, пряча под собой черные с золотом мокасины.
Она выбрала шелковую рубашку цвета серого льда, которая дополняла и подчеркивала красноту пальто и черному кожи Дойла. Швею сопровождал ночной летун, сейчас он заплетал длинные волосы Дойла, вплетая в них красные ленты, тянущиеся к его лодыжкам.
— И Уна помогла мне сшить пальто. Она стала искусной, и я завидую ее рукам. — Она показала на ночного летуна, заплетающего волосы Дойла.
Ночной летун поклонился.
— Вы слишком добры, хозяйка.
— Я говорю то, чего ты заслуживаешь, Уна.
У Уны покраснел бледный низа живота.
— Я впечатлена, что Вы так быстро сделали ботинки для Мистраля, — сказала я.
Мирабелла пораженно посмотрела на меня.
— По размерам угадали. Как Вы узнали, что они новые?
— Я выбирала обувь для стражей в магазинах Лос-Анджелеса. После этого хорошо определяю размеры.
Она застенчиво улыбнулась.
— У Вас хороший глаз.
Я начала было говорить спасибо, но не знала как давно Мирабелла жила в волшебной стране. «Спасибо» могло быть оскорблением для давно живущих.
Вместо этого я сказала:
— Стараяюсь, и пальто, которое Вы сделали для меня, прекрасно.
Она довольно улыбнулась.
— Ты не сама делала ботинки, — сказал Шолто.
Она покачала головой.
— Это была сделка.
— Гном, — сказал он, и сделал это так, как будто имел ввиду какого-то конкретного гнома. В Новом свете было не так много гномов, но некоторые из них были у нас.
Она кивнула.
— Ты до сих пор встречаешься с ним? — спросил Шолто.
Она покраснела.
— Он любит свою работу, как я люблю свою.
— Он нравится Вам, — заметила я.
Она смущенно глянула на меня.
— Думаю, да.
— Ты же знаешь, что нет никаких запретов среди слуа, встречайся с кем хочешь, — сказал Шолто, — но гном ухаживал за тобой около ста лет, Мирабелла. Я думал, что ты посчитала его неприятным.
— Да, но…, - она протянула свою руку и широкое щупальце. — Кажется, я больше не считаю его неприятным. Мы говорим об одежде, и у него дома есть телевидение. Он приносит мне журналы мод, и мы их обсуждаем.
— Он нашел путь к Вашему сердцу, — сказал Дойл.
Она хихикнула и улыбнулась. Это говорило о том, что гном уже получил награду за выполненную часть сделки.
— Да.
— Тогда благославляю вас. Вы это знаете, — сказал Шолто, улыбаясь.
Лицо Мирабеллы стало серьезным и даже мрачным.
— Тулли ухаживал за мной около ста лет. Он был нежен, и он никогда не нажимал на меня, в отличие от некоторых, кого я могу назвать.
— Таранис, — сказал я. Я произнесла это имя ничего не чувствуя. Это отчасти меня немного ошиломило, но все же это было хорошо.
Она впилась в меня взглядом, затем ее лицо смягчилось.
— Если я не слишком самонадеянна, Королева Мередит, я слышала, что он сделал Вам, и я очень сожалению. Его нужно было остановить еще несколько лет назад.
— Видимо, он попробовал с Вами свою версию ухаживания.
— Ухаживание. — Она почти выплюнула это слово. — Нет, во время примерки он попытался взять меня силой. Я была приглашена в волшебную страну и мне обещали безопасность и соблюдение чести. Он должен был убрать все иллюзии для человека, и его магия, которая заставляла всех женщин видеть его красавцем, на меня не действовала. Я знала, что он обрастает жирком на талии. Я знала все недостатки, прятавшимися под иллюзиями. Я видела правду и он не мог соблазнить меня магией.
— У Вас наверное булавки и иглы были из холодного металла, — сказал Дойл.
Она посмотрела на него и кивнула.
— Вы правы. Мои инструменты помогали мне не попадать в его ловушки. В гневе он оторвал мою правую руку. — Она показала на щупальце. Оно изящно двигалось в воздухе, как подводное существо. — А потом он изгнал меня из ситхена, потому что однорукая швея ему была не нужна.
— Какой долго Вы были к тому времени в волшебной стране? — Дойл спросил.
— Лет пятьдесят, думаю.
— То есть если бы Вы вышли из ситхена, то эти годы обрушились бы на Вас, — сказал Мистраль.
Она кивнула.
— Как только я коснулась бы земли. Но не все в его двре согласились с его поступком. Некоторые из благих женщин отнесли меня к Неблагому Двору. Они подали прошение королеве и она сказала почти то же самое, что Таранис: 'На что мне однорукая швея?' — В ее глазах блестели непролитые слезы.
Шолто подошел к ней в красивой черной с серебром тунике, брюках и мокасинах, которые она сделала или нашла для него. Он поднял ее с коленей, держа за руку и щупальце.
— Я помню ту ночь, — сказал он.
Она смотрела на него.
— Я тоже, Мой Король. Я помню то, что Вы тогда сказали: 'Мы будем рады видеть ее среди слуа'. Вы никогда не спрашивали, как я буду у Вас работать, если буду. Леди благих заставили Вас обещать, что Вы не убьете меня, хотя они боялись слуа.
Шолто улыбнулся.
— Я хочу, чтобы благие боялись нас, это наша защита.
Она кивнула.
— Вы приняли меня только с одной работающей рукой, не зная, что Генри сможет найти способ вернуть мне руку. Я никогда не спрашивала, Мой Король, чтобы Вы сделали со мной, если бы я больше ничего не умела бы делать?
— Мы нашли бы для твоей руки какое-нибудь занятие, Мирабелла. Мы слуа. Среди нас есть те, у кого только одна рука, а есть, у кого их сотни. Мы найдем занятие любому.
Она кивнула и отвернулась от него, чтобы он не видел ее полившиеся слезы.
— Вы самый добрый из правителей, Король Шолто.
— Не говори об этом никому вне этого двора, — ответил он со смехом.
— Это будет наша тайна, мой Король.
— Вы говорили, что доктор Генри дал Вам новую руку? — Спросила я.
— Да, — ответила она.
— Как?
— Один из ночных летунов был так любезен, что позволил ему отрезать у него одно щупальце. Вы знаете, что они могут отращивать свои отрезанные щупальца?
— Да.
— Хорошо, Генри продолжал работать… пока не понял, что он может взять щупальце у одного ночного летуна, который мог восстановиться, и пришить его тому из слуа, кто не способен регенирировать. Это прошло успешно и он предложил мне сделать тоже самое, если я этого хочу. — Она слегка качнула обоими руками — Я хотела.
— Людям нужно подбирать генетически-совместимых доноров. Они только начинают пробовать пересаживать руки, но в большинстве случаев тела отторгают новые органы. Как Генри решил проблему отторжения?
— Я не очень понимаю то, что Вы только что сказали, моя Королева, на эти вопросы скорее уж ответит сам Генри. Если хотите знать, как я шью ему жакеты, подчеркивающие достоинства его тела, я могу рассказать это. Но до сих пор удивляюсь и не могу понять, как он приделал мне это щупальце. А у меня было много, много лет, и до сих пор этому поражаюсь.
Она начала собирать свою корзинку для шитья. Уна помогала ей. Когда они собрались, они снова вернулись рассмотреть нас.
— Вам все очень подходит, надеюсь, я могу так говорить.
— Мы найдем причину упомянуть кто сделал нашу одежду? — спросил Дойл.
Она снова срельнула по нему взглядом.
— Он знает, что я здесь, лорд Дойл. Таранис, возможно, не оценил меня, но были при его дворе те, кто оплакивал мои быстрые пальцы и мое рукоделие. И все еще есть женщины его двора, которые время от времени проведывают меня. Те, кто тогда нес меня на плаще из ситхена к ситхену, пытаясь спасти, те, кто приходит ночью, чтобы заплатить за мою работу. Король Шолто любезно позволяет это.
Я посмотрела на Шолто, и он выглядел немного смущенным.
— Один король не может запретить дизайнеру применять Ваши навыки. Слуа не благие, где одежда имеет такое значение.
Она рассмеялась.
— Факт, что большая часть Вашего двора разгуливает нагой, разочаровывает меня. — Она посмотрела на нас. — Хотя, думаю, это может изменится. — Она присела в реверансе, Уна поклонилась, и они ушли.
— Таранис должен быть убит, — сказал Мистраль.
— Согласен, — сказал Дойл.
— Мы не будем начинать войну только из-за того, что случилось со мной, или что он сделал Мирабелле.
— Это хронология подобных вещей, Мередит, — сказал Дойл.
— Ах, — сказал Мистраль. — Он всегда был бабником, но если у него что-то не выходило, он применял силу.
— Он всегда был настолько жесток — я имею ввиду эту историю с рукой?
— Нет, не всегда, — сказал Дойл.
Я продолжал слышать истории, что Таранис когда-то был пьющим, любвеобильным, мужественным человеком, но я никогда не видела этого. Но от того дяди темерь осталось слишком мало. Однажды он применил магию, чтобы соблазнить меня и получить в свою кровать. По сути, он использовал магию, чтобы изнасиловать меня, и думаю, он никогда бы не подумал, что я откажусь от него. Его уверенность в себе была легендарна. Что такого я сделала, чтобы заставить его думать, что его иллюзии не помогут заполучить меня?
— Почему Таранис применил магию, чтобы изнасиловать меня, вместо того, чтобы положиться на собственную привлекательность? Я думаю, что он для этого вполне самоуверен. Почему он не дождался, когдя я скажу «да»?
— Возможно у него не было на это времени, — сказал Шолто.
— Он хотел держать меня, Шолто. А значит времени у него было достаточно.
— О чем ты спрашиваешь, Мередит? — спросил Дойл.
— Мне только интересно, что использовал магию на мне, в отличие от обычного для него поведения. Его чары в разговоре через зеркало тогда в Лос-Анджелесе почти подействовали. Но на сей раз он просто изнасиловал меня, как поступил бы человек. Это на него не похоже.
— Ты сказала нам, что когда он нашел тебя в новой части волшебной страны, ты видела его через иллюзию, — сказал Дойл.
— Да, он был похож на Аматеона, но когда я дотронулась до него, то не почувствовала то, что должна была бы. Аматеон гладко выбрит, а я чувствовала бороду.
— Но Вы не должны были чувствовать эту разницу, — сказал Мистраль. — Таранис — Король Света и Иллюзий. Это означает, что его очарование противостоит почти всему. Он в состоянии уложить Вас в постель и Вы не узнали бы, что это не он.
— Я не думаю, — сказал Дойл.
— Думаю что? — спросила я.
— Что та его иллюзия не была столь же хороша, как должна была бы.
Все мы подумали об этом.
— Его волшебство исчезает, — сказал наконец Шолто.
— И он это знает, — подтвердила я.
— От такого даже старая собака станет отчаяннной, — сказал Мистраль.
— И опасной, — сказал Шолто.
Мы могли только согласиться с ним, к сожалению. Последние минуты на приготовления и мы были готовы к разговору через зеркало с моей матерью и другими благими, осаждавшими ворота.

Бесаба была высокой и худощавой, как все сидхе. Но ее волосы были густыми, волнами темно-каштанового цвета, собранными в сложной прическе, которая открывала ее тонкое лицо. Ее волосы в точности походили на волосы ее матери, а ее карие глаза были очень человеческими. Только недавно я поняла причину ее ненависти ко мне. Я была низкоросла и со слишком соблазнительными формами, но с моими волосами, глазами и кожей я не была похожа на человека. А она была.
На ней было платье глубокого оранжевого цвета, богато украшенного золотой вышивкой. Такое платье должно нравиться Таранису, который очень любил огненные цвета.
Она была в палатке, которую они установили снаружи у ворот. Она хотела быть одной, насколько я ее понимала. Союзники Тэрэниса никогда не доверили бы ей разговоры без наблюдателей, ее нужно было «направлять».
Я сидела в зале приемов, который был богато украшен и имел трон для Короля. Это был не трон двора слуа, хотя и выполнен из кости и дерева. Он был украшен золотом и тканью фиолетового цвета, вероятно когда-то он стоял в человеческом дворце. Он вполне подходил для торжественных приемов и выглядел внушительным, хотя не столь внушительным, как окружавшие меня мужчины или шевелящаяся масса ночных летунов, цеплявшихся за стену позади нас как живой гобелен с кошмарным узором, который вы не скоро забудете.
Шолто сидел на троне, как приличествует королю. Я сидела у него на коленях и хотя в этом было некоторое отсутствие достоинства, но мы решили, что это будет неплохой демонстрацей того, как хорошо я провожу время. Хотя, если кто-то не хочет что-то понять, вы ничего не сможете сделать, чтобы он увидел правду. Моя мать была специалистом по самообману и видела только то, что хотела видеть.
Дойл был по одну сторону от трона, Мистраль по другую. Если бы позади нас не было бы ковра ночных летунов, то мы выглядили бы как сидхе. Кто бы ни был с моей матерью перед зеркалом, мы хотели, чтобы они поняли, что боролись не только с нами четверыми. И это первое, что они должны были понять.
Я с удобством устроилась на коленях Шолто. Вокруг моей талии обернулась его рука, которая довольно фамильярно расположилась на моем бедре. Он пока не заработал такой близости. Из трех мужчин вокруг меня он был со мной меньше всего, но мы хотели показать и доказать, что я была его возлюбленной. И для этого я могу потерпеть его большую руку на моем бедре.
— Меня не нужно спасать, мама, Вы хорошо это знаете.
— Как ты можешь такое говорить? Ты благая сидхе и они украли тебя у нас.
— Они не крали ничего, что было ценным благим. Если ты говоришь о чаше, то все, кто мог услышать мой голос знает, что чаша пришла по желанию Богини и пришла она ко мне.
— Это знак великой благодати благих, Мередит. Ты должна вернуться домой и принести чашу, ты станешь королевой.
— Ты имеешь ввиду королевой Тараниса? — Спросила я.
Она счастливо улыбнулась.
— Конечно.
— Он изнасиловал меня, мама. — Дойл придвинулся ближе ко мне, хотя и так был близко. Я не думая протянула ему руку, чтобы держаться за него, даже тогда, когда сидела на коленях Шолто.
— Как ты можешь говорить такие вещи? Ты носишь его близнецов.
— Это не его дети. Вокруг меня отцы моих близнецов.
Мистраль тоже сел ближе. Он не пытался взять меня за руку, так как мои руки уже были заняты — одна у Дойла, другая у Шолто. Он просто придвинулся ближе, чтобы поддержать в этот момент, как мне кажется.
— Ложь. Неблагие лгут.
— Я еще не королева неблагих, мама. Я — королева слуа.
Она пригладила жесткие, широкие рукава своего платья и уставилась на меня.
— Снова, ложь, — сказала она.
Мгновение мне было очень жаль, что на мне сейчас не было короны волшебной страны, но эта магия пришла и вернется только в нужное время. Хотя, если честно, увидь она нас с Шолто в коронах, только убедило бы ее, что мы благие. В конце концов это были цветы и травы.
— Называй это как хочешь, но я счастлива в той компании, в которой сейчас нахожусь. А ты такое можешь сказать о себе?
— Я люблю свой двор и своего короля, — сказала она, и я знал, что именно так и думала.
— Даже после того, как часть этого двора тайно собиралась убить твою мать, мою бабушку, всего несколько дней назад?
Ее лицо на мгновение омрачилось, затем она снова выпрямилась передо мной.
— Это не Саир убила мою мать. Мне сказали, что это один из твоих стражей нанес удар.
— Да, чтобы спасти мою жизнь.
Она выглядела потрясенной, и я думаю, что это было так.
— Наша мать никогда не навредила бы тебе. Она тебя любила.
— Да, как и я ее, но магия Саир повернула ее против меня и моих людей. Это был злое волшество, мама, и еще хуже, что для этого она использовала собственную бабушку.
— Ты лжешь.
— Я призвала Дикую охоту для мести. Если бы это не была абсолютная правда, то охота или не ответила бы на мой призыв, или прибыла бы для того, чтобы разорвать меня. Они этого не сделали. Они помогли мне найти Саир. Они помогли мне убить ее и спасти отцов моих детей, которые в это время подверглись нападению.
Она покачала головой, но выглядела уже менее уверенной. Немного неуверенной, но я знала ее. Ее уверенность вернется. Так всегда было. Она получила намек на то, что была неправа или что ее союзники были злом, но она быстро избавится от этой искры правды и завенется в невежество, как в поношенный плащ.
Я наклонилась вперед на коленях Шолто, переместив свою руку так, чтобы одновременно касаться и Шолто и Дойла. Я наклонилась ближе к зеркалу на стене и быстро заговорила, не упустить момент и достучаться до моей матери.
— Мама, Дикая охота приходит на призыв лгунов или предателей. Таранис действительно изнасиловал меня, но он опоздал. У меня должны быть близнецы, и Богиня показала мне их отцов.
— У тебя только два младенца, но три мужчины. Кто из них лишний? — Она опять сосредоточилась на мелочах, чтобы не видеть правды. Не вопрос о насилии, или предательства, которые нам помогла выследить Дикая охота, а математика отцов и младенцев.
— История сидхе полна богинь, у которых были дети больше чем от одного отца, мама. Клотра наиболее известная из них, но были и другие. Очевидно, у меня будет больше одного короля..
— Ты была очарована, Мередит. Все знают, что Король Слуа умеет очаровывать. — Ее уверенность вернулась. Иногда я задавалась вопросом, почему я ее терплю. О, она была моей матерью. Думаю, мы все когда-то разочаровываемся в своих родителях. Возможно, они чувствуют то же самое по отношению к нам.
— Сама волшебная страна сделала нас парой, мама. — Я расстегнула обтягивающую манжету и подняла ее насколько позволяло пальто. Рукав Шолто был более свободным, и он смог его поднять выше, и мы показали наши парные татуировки из роз и шипов.
Она покачала головой.
— Вы могли сделать эти татуировки в любом человеческом магазине.
Тогда я рассмеялась. Потому что ничего больше не могла сделать.
Она выглядела пораженной.
— Здесь нет ничего забавного, Мередит.
— Нет, мама, нет. — Но мое лицо светилось улыбкой. — Но я или рассмеюсь или заору на тебя, не думаю, что последнее было бы полезно.
Я вернула рукав назад и застегнула костяную кнопку. Шолто повторил мои движения. Я встала и вышла из поля видимости зеркала на время, чтобы принести кое-что со стола от дальней стены.
— Вы уверены, что это мудро? — Спросил Мистраль.
Я посмотрела на стол, на котором было разложены данное нам оружие. Действительно ли это была хорошая идея? Не уверена, но я устала. Я устала от людей, пытающихся нас убить. Я устала от людей, думающих, что если бы они лишат меня моих мужчин, то я буду пешкой в их игре. С меня достаточно.
Я провела рукой по мечу Абен-дулу и помолилась: «Богиня, стоит ли им показать, кто я? Это напугает их?» — Я ждала какого-нибудь знака и сначала подумала, что не дождусь ответа, но потом появился легкий запах роз. Я почувствовала, как вернулась к жизни татуировка на моей руке к жизни, а на животе ожила бабочка. В моих волосах вновь появилась корона из омелы.
Я обернула ладонью рукоять меча. Я боялся этого. Боялась того, что этот меч мог сделать в моих руках. Рука плоти была ужасной силой. С этим мечом я могла использовать эту силу на расстоянии, и никто не мог дотронуться до моей руки, не рискуя ужасом, которого они пытались избежать.
Я венулась к зеркалу с мечом, держа его как флаг. Я встала перед Шолто и держала мечь перед собой.
— Ты знаешь, что это за меч, мама? Те, кто видят этот меч, знают ли они, что это такое?
Она нахмурилась, и я могла поспорить, что она этого не знала. Мать никогда не заботилась о знаниях о власти неблагих. Но кто-то в палатке должен был знать, в этом я была почти уверена.
Лорд Хью подошел к зеркалу. Он лекго поглонился прежде, чем всмотрелся в зеркало. Он побледнел. Этого было достаточно — он знал.
Он хрипло заговорил:
— Абен-дул. Хначит слуа украли даже это. — Но он не верил этому.
Я протянула свободную руку назад к Шолто. Он взял мою руку и встал рядом со мной. В этот момент татуировка на его руке коснулась моей и воздух вздохнул. Корона из травы вернулась к жизни, пока благие наблюдали за нами. Травяное кольцо на его пальце расцвело белым и его корона покрылась облаком бледных цветов. Мы стояли коронованные волшебной страной перед ними.
— Это — Король слуа Шолто, коронованный на власть волшебной страной. Я — Королева слуа Мередит, и я рожу его ребенка, его наследника.
Я опустила руку, держащую меч.
— Послушай меня, мама Бесаба, и все благие, слышащие мой голос. Старое волшебство возвращается. Богиня вернулась к нам. Вы можете вернуться под ее власть или остаться без нее. Это — ваш выбор. Но это правда, которую не скрыть ни ложью, ни иллюзиями. Подумайте хорошенько прежде, чем решите попытаться забрать меня силой.
— Ты угрожаешь мне? — Спросила она, и это так походило на нее — опять зацепиться за мелочь. Хотя думаю, что это для нее, возможно, была большая проблема.
— Я говорю, что было бы неблагоразумно вынудить меня использовать всю силу, которую мне дала Богиня для моей защиты. И я буду использовать каждую унцию силы, чтобы держаться подальше от Тараниса. Я стану снова его жертвой. Я не буду снова изнасилована, даже Королем Благих.
Лорд Хью немного отстранился от зеркала.
— Мы слышим твои слова, принцесса Мередит.
— Королева Мередит, — поправила я.
Он слегка наклонил голову.
— Королева Мередит.
— Тогда распускайте эту непродуманную и ненужную попытку спасения. Возвращайтесь в свой холм, к своему введенному в заблуждение королю, и оставьте нас в покое.
— Его приказы были очень определенными, королева Мередит. Мы должны вернуться с тобой и с чашей или не возвращаться вовсе.
— Он вышлет вас, если вы не преуспеваете? — Спросила я.
— Не в таких выражениях, но нам не оставили выбора.
— Вы должны либо похитить меня для него, либо быть изнаны, — сказала я.
Лорд Хью развел руками.
— Будь кто-то более тупой, чем я, понял бы именно так, к сожалению.
У стен палатки началось движение, и Лорд Хью сказал:
— Королева Мередит, прошу прощения, но для меня есть сообщение. — Он снова поклонился снова и оставил меня смотреть на мою мать.
Она сказала:
— Ты выглядишь прекрасно в этой короне, Мередите, я всегда это знала. — Она даже выглядела радостно, как будто действительно верила в то, что говорила.
Возможно, в этот момент я многое смогла бы сказать. Например: «Если ты думала, что я буду когда-либо править, то почему ты позволила Таранису забить меня почти до смерти, когда я была ребенком?» или, «Если ты думала, что я когда-нибудь буду королевой, то почему ты отдала меня и не желала меня видеть?». Вслух же я сказала:
— Я знала, что ты хотела корону, мама.
Лорд Хью вернулся к зеркалу. Он поклонился ниже.
— Мне сказали, что прибыла человеческая полиция и армия. Вы звали людей на помощь.
— Да.
— Теперь, если бы мы нападаем, Благой двор может быть выслан из Новой Земли, а неблагие и слуа остались бы контролировать последние остатки волшебной страны.
Я сладко улыбнулась ему.
— Вы выиграли бы все, что Королева Андаис без объявления войны стремилась получить в течение многих столетий для неблагих или слуа.
— Суть в том, что удар не будет нанесен, — сказала я.
Он поклонился так низко, что частично изчез из поля видимости зеркала. Когда он встал, на его лице было восхищение.
— Кажется, Богиня и волшебная страна не ошиблись в выборе новой королевы. Вы победили. Мы отступим и приведенную тобой причину поймет даже Король Таранис. Он никогда не стал рисковал всем нашим двором.
— Я очень рада, если ваш король вернет вас и поймет, что ничего кроме отступления не может быть наименее неудачным выбором, — сказала я.
Он снова поклонился.
— Я благодарю Вас подсказку выхода из нашей дилеммы, королева Мередит. Я не слышал, что Вы так успешно играли в политику.
— И у меня есть свои моменты, — сказал я.
Он улыбнулся, еще раз поклонился и сказал:
— Мы оставим Вас, чтобы Вас спасли люди.
— Мы не оставим ее у слуа, — воскликнула моя мать, как будто испугалась судьбы своей дочери.
— Оставь в покое, мама, — сказала я и потянулась отключить зеркало.
Она все еще спорила с Лордом Хью, как будто верила сказанному Таранисом. Было ясно, чего Лорд Хью не сделал. Ведь если я не вернусь королевой Тараниса, то Бесаба не станет матерью новой королевы благих. Она получила бы больше политической выгоды, если бы Таранис говорил правду.
Шолто поцеловал мою руку, улыбаясь.
— Это было очень хорошо сделано, моя Королева.
Я усмехнулась.
— Еще бы, когда сама волшебная страна коронует вас, и продолжают появляться основные реликвии.
— Нет, Мередит, — сказал Дойл, — ты очень хорошо сыграла. Твой отец гордился бы тобой.
— Это так, — подтвердил Мистраль.
И в этот момент, держа оружия, которым могли владеть только я и мой отец, благословленная волшебной страной, самым важным было то, что мой отец гордился бы мной. Мы всегда стараемся нравится своим родителям. И поскольку я никогда не нравилас своей матери, мой отец был всем, что у меня было. Он был всем для меня. Он и бабушка.
Теперь мои родители были мертвы, оба. Женщина в зеркале была просто человеком, тело которого выносило меня. Но этого мало, чтобы быть матерью. Я молилась, чтобы быть хорошей матерью, и нашей безопасности. И опять из ниоткуда появился дождь из лепесткой белых роз, падающий как ароматный снег. Думаю, это было очевидным ответом на мои молитвы. Богиня была со мной. Положение улучшалось. Христиане говорили: если Бог со мной, то кто может быть против меня? Ответ, к сожалению, был — почти каждый.

Мы закрепили пряжки нашего нового оружия. Я очень серьезно отнеслась к размещению замка на мече. Пока он был в ножнах, к нему можно было прикасаться не опасаясь его действия. А если бы меч был не в ножнах или не прочно в них закреплен, всегда оставался шанс, что какой-нибудь бедолага солдат будет вывернут наизнанку.
Дойл разместил рожок безумия на своем теле, закрепив его кожаным ремешком.
— Разве не нужно вложить его в какой-нибудь мешок или что-то вроде этого? — спросил Шолто.
— Пока я ношу рожок на своем тело, он не будет реагировать ни на кого другого, кто может его коснуться. Он становиться опасным только вне моих рук.
— Как я понесу копье, чтобы благие его не заметили? — Спросил Мистраль.
— Не думаю, что даже Таранис рискнет напасть на тебя из-за копья сегодня, перед людьми, — ответила я.
— Но будут другие дни, — сказал Мистраль. — Он приехал в Западные Земли, чтобы найти Вас, Мередит. Я думаю, что из-за одного из символов его власти, он бы снова пришел бы сюда. — Он поднял копье, как будто взвешивая его. Это было изящное оружие, длиннее костяного копья Шолто, которым я убила Саир. Я поняла, что копье Мистраля было слишком тонким, чтобы им наносить удар или его кидать.
— Для чего оно предназначено — быть копьем или скорее большим громоотводом?
Мистраль внимательно оглядел блестящее копье, затем улыбнулся мне.
— Вы правы. Оно не предназначено для поражения людских тел. Скорее, это большая волшебная палочка, или палка. С ним в руках и немного практики, и я могу вызвать с неба огромную молнию, чтобы убить врага.
— Ты имеешь ввиду, можешь использовать его как инструмент для убийства?
Он, казалось, задумался, затем кивнул.
— Я подумал о другом, — сказал Шолто.
Мистраль и я смотрели на него.
— Что подумал? — Спросила я.
Он улыбнулся и покачал головой.
— Не скромничай, Мередит. Я вижу твое лицо. Ты знаешь, что можно вызвать молнию. чтобы убить несколько врагов. И никто ничего не будет знать. Только для тайного убийства слишком поздно.
— Почему? — Спросила я, потом поняла. — Все слуа его видели.
— И некоторые из них столь же стары как самые старые из сидхе. Они раньше видели копье в руке короля, и они знают, на что оно способно. Мои люди лояльны, и не предали бы нас специально, но не верю, что они промолчат. Невесты-скелеты, возвращающие реликвии силы, слишком хорошая история, чтобы о ней молчать..
Я вздохнула.
— Неутешительно это.
Дойл подошел ко мне.
— Мы должны выйти наружу и приветствовать человеческих спасателей, но Мерри, ты действительно думаешь об убийстве, как о разрешении наших проблем? — В его лице не было осуждения, только терпеливое ожидание. Он просто хотел знать.
— Скорее, я больше не исключаю подобного решения наших проблем, — ответила я.
Он взял мое лицо в свои ладони и внимательно посмотрел мне в глаза.
— Ты думаешь именно так. Что случилось, что ты изменила свое мнение? — Его руки упали, а его лицо выглядело неуверенным. — Я дурак. Ты видела, что твоя бабушка умерла.
Я схватило его за руку и заставила посмотреть на меня.
— А еще я видела, ка тебя пытались спасти доктора, я думала, что ты опять умираешь. Таранис и остальные уверены, что именно ты должен умереть первым.
— Они его больше всех бояться, — сказал Шолто.
— Они и тебя пытались убить, — сказал Дойл, глядя на Шолто.
— Но они бояться не меня, а слуа и то, что я ими правлю, — ответил он.
— Тогда почему выбрали меня? — Спросил Мистраль. — Я не командую армией. Я никогда не был правой или левой рукой королевы. Почему они зашли так далеко, чтобы и меня убить?
— Есть те, кто достаточно стар, чтобы помнить тебя в сражении, мой друг, — ответил Дойл.
Мистраль отпустил глаза, его волосы упали на лицо, как серые облака, закрывающие небо.
— Это было так давно.
— Но большая часть старой силы возвращается. Возможно самые старые в обоих дворах бояться того, что бы ты мог сделать, если бы тебе вернулась твоя сила, — сказал Дойл.
У меня появилась мысль.
— Мистраль — единственное божество штормов, которое есть во Дворе Неблагих. Другие либо остались в Европе, либо являются благими
— Это верно, — сказал Дойл, — но это не объясняет попытку убийства.
— Да, — сказал я, — А что, если Таранис боялся того, что случиться? Он знал, что если бы его копье вернулось Богу Штормов Благих, то он смог бы приказать отдать копье ему. Но он не может приказать Мистралю. Он ничего не может потребовать от неблагих.
— Ты действительно думаешь, что он допускал возвращение копья? — спросил Мистраль, держа копье навесу.
Я пожала плечами.
— Я не знаю, это было предположение.
— Я думаю, что это что-то серьезнее, — сказал Дойл.
— Что тогда? — Спросила я.
— Магические предметы, руки власти наследуются. Ты этому доказательство, рука плоти была у твоего отца, а рука крови подобна руке твоего кузена Кела.
— У него рука старой крови, он может открыть старые раны, но не сделать новые, — сказала я.
— Нет, у тебя более полная власть, но руки крови и сила плоти есть в родословной твоего отца. Дети, которых ты носишь, могут унаследовать способность иметь дело со штормами и погодой. Если это так и Мистраль будет жив, то станет ясно, от кого они унаследовали эту власть. Но если Мистраль умрет раньше, чем родятся малыши, то Таранису будет проще доказать, что это его дети.
Я покачала головой.
— Но он уже мой дядя. Его брат — мой дедушка, а значит я уже могу нести гены магии штормов.
Дойл кивнул.
— Да, но я думаю, что король в отчаянии. Он убедил половину своего двора, что близнецы могут быть от него, включая твою мать. Ее вера в это, и ее слабость веры в том, что он… взял Вас, будут достаточными, чтобы убедить сомневающихся. Они будут думать, что 'ее мать не поверила бы лжи'.
— Разве они плохо ее знают? — Спросила я.
— Благие, как большинство людей, не захотят поверить, что мать желает дочери зла.
— Но Неблагие лучше это знают, — сказал Мистраль.
Дойл и Шолто кивнули.
Я снова вздохнула.
— Моя кузина думала, что если они убедят Риса вернуться к Благому Двору, то и Гален не будет угрозой. Поэтому они на них не напали.
— Тогда, почему Таранис обвинил Риса и Галена в насилии?
— И еще Айблока, — сказала я. Это заставило меня задаться вопросом. — Эйб тоже в опасности?
— Если к Рису вернуться его силы, то он будет невероятно опасен, — сказал Мистраль. — Почему они его не пытались убить? Почему они думают, что смогут убедить его присоединиться к ним?
— Я не знаю. Я повторяю то, что сказала Саир.
— Она солгала? — спросил Дойл.
Это было при мне.

Хаммер не предназначен для комфортного передвижения. Он был сделан для войны, а значит это была бронь и безопасность, но все это сотрясалось на неровностях дороги. Ремни и оборудование, установленные здесь, вы никогда не найдете в гражданской версии.
У нашего водителя были настолько короткие волосы, что можно было подумать, что это был мужчина. До тех пор, пока водитель не повернулся и не ответил на вопрос эксперта Грегорио. Оказалось, что капрал Ланс — женщина. Что заставило меня внимательней приглядеться к ней. Может быть она подстриглась по-мужски именно для того, чтобы походить на парня. Я не сказала этого вслух, но про себя подумала, что природа постаралась сделать так, что она никогда не будет похожа на парня.
Эксперт Грегорио села на место рядом с капралом. Ее глаза неотрывно следили за Галеном, который садился в хаммер перед нами. Мы все решили, что лучше было развести их на как можно большее время, видимо, он произвел на нее больший эффект, чем рассчитывал. По тем же причинам мы бы предпочли поступить так и с другим волшебником, Доусоном, и держать его подальше от меня, но у нас не было выбора. Доусон сел рядом с водителем-мужчиной в хаммере, в котором ехал Гален, Мистраль и Шолто. Я думала, что король слуа будет возражать таким разделением со своей королевой, но он промолчал. Просто мягко поцеловал меня и сделал то, что ему сказали. Он согласился, что Рис должен был рассказать мне и Дойлу о случившемся, пока мы спали в волшебной стране. Гален же пока мы ехали рассказывал о происшедшем с ним Мистралю и Шолто. Это была очень логично, и поэтому я ждала возражений. Фейри почти всех видов редко бывают логичными, но никто не спорил. Мы распределились и сели в автомобили.
Моя одежда была больше предназначена для спасения от холода и совершенно не подходила для посадки в военные автомобили. Пришлось подтянуться, а Рис подтолкнул меня. Дойл подхватил меня за руку и помог мне сесть рядом с ним. Мы устроили складки моего пальто и освободили место Рису.
Несмотря на то, что пальто Дойла было в стиле 1800-ых годов, оно занимало меньше места, чем моя одежда. Думаю, что женская одежда всегда была менее практична, и это нисколько не зависит от того, в каком столетии можем находится.
Двигатель завелся, и я поняла, что мы не сможем вызвать заклинание и поговорить так, чтобы люди на передних сидениях нас не услышали. Единственное, что мы могли себе позволить, это не кричать.
Рис взял мою руку, приподнял и поцеловал сгибы пальцев. Он был настолько торжественным, что это раздражало. Затем он усмехнулся, и неуловимое для меня напряжение в груди отпустило.
— Что случилось в остальной части волшебной страны, пока мы были у слуа? — Спросил Дойл.
Рис удержал мою руку его, потирая большим пальцем мои суставы. Он мог улыбаться, но его движения были возбуждающими.
— Ты помнишь, что поручила нам с Галеном в больнице? — Начал он.
Я кивнула.
— Да, я поручила вам отвезти домой тело бабушки.
— Да, и для этого ты создала нам лошадей.
— Мы с Шолто их создали, а не только я, — поправила его я.
Рис кивнул, его глаза скользнули от меня к Дойлу.
— Мы слышали, что ты была коронована королевой слуа.
— Это правда, — Дойл сказал, — их поженила сама волшебная страна.
С лица Риса резко ушла улыбка, его сменило такое горе, что он внезапно постарел. Не так как стареют люди, а как человек, который всегда был по-юношески красив, и у которого каждый прожитый им день, каждая унция полученного опыта внезапно показались на его лицо, пролились в его синий глаз.
Он снова кивнул, кусая нижнюю губу, и отпустил мою руку.
— Значит это правда.
Я взяла его руку обеими своими, устраивая ее словно в колыбели на моих коленях.
— У меня уже был этот разговор с Шолто. Я не моногамна, Рис. Все отцы моих детей дороги для меня, и это не изменится, независимо от того сколько корон я ношу.
Рис смотрел не на меня, а на Дойла, который кивнул.
— Я был там, когда она говорила с королем слуа. Он действительно хотел, чтобы она была только его королевой, но наша Мерри была очень… непоколебима. — В последних словах проскочил намек на шутку.
Я посмотрела на Дойла, но его темное лицо было невозмутимо, на нем ничего нельзя было прочесть.
— Но как только волшебная страна выбрала супруга, то… — начал Рис.
— Я думаю, что мы возвращаемся к очень старым правилам, — сказал Дойл, — не человеческим, которые мы приняли несколько столетий назад.
— Благие приняли человеческие правила, но Неблагие никогда не принимали этих правил, — сказал Рис.
— Нет, — Дойл сказал, — это было решение нашей королевы, которая решила найти наследника трона, но не думала, что это может разрушить ее королевство. И если откровенно, то я думаю, что она всегда знала, что ее сын испорчен. Думаю это одна из причин, почему она так отчаянно стремилась заполучить второго ребенка.
Рис сжал мои руки.
— Сейчас при нашем дворе есть те, кто хотел бы видеть Мерри на троне.
— Как принц Кел пережил эту новость? — Спросила я.
— Спокойно, — сказал Рис.
Дойл и я оба уставились на него.
— Он был как Безумный Шляпник, когда мы видели его в последний раз, — сказал Дойл.
— Он разглагольствовал о моем убийстве, или что вынудит меня сделать ребенка с ним, чтобы мы могли управлять вместе, — сказала я.
— Когда я его видел в последний раз, он был спокоен, — сказал Рис.
— Это плохо, — сказал Дойл.
— Почему это плохо? — Спросила я, пытаясь увидеть выражение его лица в полумраке хаммера.
Рис ответил:
— Кел может быть и сумасшедший, Мерри, но он силен, и у него все еще много союзников среди неблагих. Его спокойное поведение понравилось королеве, видимо, этого он и добивался. Он не хочет быть виновным, если с тобой что-нибудь случится.
— Онилвин не попытался бы убить меня или Мистраля без приказа Кела, — сказала я.
— Принц обвиняет предателей благих, которых ты убила. Он говорит, что они, должно быть, предложили Онилвину возвращение к Золотому Двору.
— Принц лжет, — сказала я.
— Возможно, но это вероятно, — сказал Рис.
— Это даже могло бы быть верно, — сказал Дойл.
Я смотрела на него.
— Ты тоже так думаешь?
— Послушай, Мерри. Онилвин знал, что Кел не выживет без трона. Он также знал, что ты его терпеть не могла. На что его жизнь походила бы при Дворе Неблагих, если бы ты стала королевой?
Я подумала о том, что он сказал.
— Я не знаю, на что станет поход Двор Неблагих после того, как я займу трон. Были моменты, когда я думала, что погибну, чтобы завладеть троном.
Дойл обнял меня рукой, Рис продолжал сжимать мои мои руки.
— Мы будем беречь тебя, Мерри, — сказал Рис.
— Это наша работа, — сказал Дойл, выдыхая эти слова мне в волосы.
— Да, но теперь мои стражи еще более драгоценны для меня, и ваша рана, это рана на моем сердце.
— Это недостаток отношений с твоими стражами, — сказал Рис.
Я кивнула, прижимаясь к мускулистой теплоте груди Дойла и привлекая Риса ближе к себе. Я обернула их вокруг себя, как второй плащ.
— Кел просил, чтобы тебя отправили к Благим для твоей же безопасности, — сказал Рис, его теплое дыхание ощущалось на моей щеке.
— Что королева хочет, чтобы я сделала? — Спросила я.
— Я не был при дворе, Мерри. Гален и я отвезли Хетти в ее гостиницу. Пока мы ехали туда, к нам присоединился один сидхе и еще один малый фейри. Они следовали за нами нас, напевая и танцуя, и белый свет от лошадей тек сквозь них.
— Они были из волшебной страны Радхе, — сказал Дойл, в его голосе прозвучало удивление.
— Да, — сказал Рис.
Я отодвинула их обоих так, чтобы изучить их лица.
— Я знаю, что волшебная страна Радхе — это когда сидхе по традиции путешествуют через земли. Другие сидхе присоединяются к нему с лошадьми, собаками, и малыми фейри и сопровождают его. Иногда даже люди присоединялись.
— Да, — сказал Дойл.
— Но еще никогда волшебная страна Радхе не появлялась на американской почве, — сказал Рис. — Мы потеряли наших лошадей и способность призывать народ к нам.
Он приблизил губы к моему виску, почти поцелуя, но не совсем.
— Мы поехали вдоль шоссе, и автомобили обгоняли нас. Люди снимали со своими телефонами, и фотографии уже есть Интернете. Мы стали новостью.
— Это хорошо или плохо? — Спросила я, отклоняясь от него. Дойл подвинулся так, что я все еще была надежно зажата между ними обоими. Такие касания позволяли им чувствовать себя лучше в металлическом автомобиле.
— Благие, которые присоединились к нам, хотели, чтобы ты вернула им их магию.
— У нас тоже были благие, которым пришлось присоединиться к дикой охоте, — сказала я.
— Возвращаются старые возможности, — сказал Дойл.
— Все брауни американской земли вышли, чтобы принять Хетти. Они взяли ее у нас, оплакивая ее.
— Я должна была быть там, — сказала я.
Рис обнял меня.
— Твоя тетя Мэг спрашивала, где ты. Гален ответил ей, что ты выслеживаешь людей, ответственных за смерть твоей бабушки. Мэг была этим довольна этим, и рассказал другими брауни. Она только спросила, был ли убийца сидхе.
Рис поцеловал меня в щеку.
— Мы ответили 'да'.
Дойл потянулся к Рису, сжал его руку, словно он тоже услышал боль в голосе Риса. Рис продолжил:
— Другой брауни, имени которого я не знаю, спросил: 'принцесса убьет сидхе за убийство брауни?', Гален сказал 'Да'. Это действительно им понравилось, Мерри.
— Она была моей бабушкой. Она воспитывала меня. Брауни или сидхе, или гоблин, я отомстила за ее смерть.
Он очень нежно поцеловал меня в щеку.
— Я знаю, что, но маленький народ не привык, что они могут быть равными сидхе.
— Я думаю, это изменится, — сказала я.
Они обняли меня так сильно, так тесно, что мне стало жарко в моем меховом плаще. Я уже хотела попросить их дать мне вздохнуть, когда радио, потрескивая, заговорило голосом Доусона.
— У нас посреди дороги стоит группа сидхе. Мы не можем двигаться дальше, не переезжая их.
Рис прошептал:
— Если мы скажем переехать их, они это сделают?
— Пока мы не знаем, кто это, — сказал Дойл.
— Кто это? — Спросила я.
Эксперт Грегорио передала мой вопрос.
— Гален Гринхэйр говорит, что один из них Принц Кел, а другой — капитан его стражи, Сиобхан.
— Плохо, — сказал Рис.
— Не знаю, — сказал Дойл. — Я мечтал убить Сиобхан в течение многих лет.
Я вгляделась в его лицо, и увидела тень улыбки.
— Ты доволен, — сказала я.
— Я убийца королевы, и воин многих сражений, Мередит. Я не стал бы одним из самых великих убийц нашего двора, если бы не наслаждался своей работой.
Я подумала об этом, пока он держал меня в сгибе своего тела. Я думал о нем, как о наслаждающемся убийством. Мне это мысль очень не нравилась, но если он был социопатом-убийцей, то он был моим социопатом-убийцей. И я позволю ему убить этих двоих, если это спасет нас. Нет, даже больше, я знала, что в конечном счете Кел и Сиобхан должны умереть, чтобы выжили мои дети и я. Сегодняшний вечер был столь же хорошим временем как любой другой день, если это позволит нам оправдаться потом перед королевой.
Я сидела в машине с моими Мраком и белым рыцарем и спокойно думала, что если мы должны убить Кела, то нужно это сделать сегодня. Может не стоит тогда пенять на моральный кодекс Дойла, когда сама с ним согласна.

Эксперт Грегорио говорила по радио и передавала ответы нам.
— Принц говорит, что он хочет, чтобы Принцесса Мередит вернулась с ним ко Двору Благих, которые могут ее защитить, — сказала она. — Повторите, Сиерра 4.
Она повернулась на месте, глядя на меня.
— Он говорит, что он хочет передать Вас благим, а они могут короновать Вас. Разве не он Ваш конкурент на эту корону?
— Он, — сказала я.
Она подняла бровь.
— Ходили слухи, что он попытался Вас убить.
— Пытался.
Выше бровь ей было уже не поднять, поэтому она просто смотрела на меня.
— А теперь он собирается сдаться?
— Мы тоже в это не верим, — ответил ей Рис.
Ее глаза метнулись к нему, но вернулись ко мне. Радио потрескивало, и она снова нажала на кнопку. Голос Доусона был неразборчивым, но несколько слов были понятны: 'с ребенком… признают'.
Эксперт Грегорио повернулась снова ко мне.
— Принц говорит, что теперь, когда Вы с ребенком, он уступит трон, потому что это лучше для королевства. — Она даже не пыталась скрыть в своем голосе недоверие.
— Скажите ему, что я ценю предложение, но я возвращаюсь в Лос-Анджелес.
Она передала информацию. Доусона сразу же ответил.
— Принц Кел говорит, что он не может позволить Вам оставить волшебную страну, пока Вы носите наследников трона неблагих.
— Держу пари, что не может, — сказал Рис.
— Он и его люди блокируют дорогу. Мы не можем ехать по ним, — сказала Грегорио.
— Мы можем объехать их? — Спросил Дойл.
Она вернулась к радио. Ответ:
— Можем попробовать.
— Давайте попробуем, — сказал Дойл.
Грегорио сказала:
— Принцесса, разрешите сказать?
Я улыбнулся.
— Не думала, что Вам нужно мое разрешении, но если спрашиваете, то оно у Вас есть.
— Этот глупый Кел действительно думает, что Вы поедете с ним? Никто не поверит этому дерьму.
— Вряд ли он думает, что принцесса глупа, — сказал Дойл. — Скорее, это принц вводит себя в заблуждение.
— Вы имеете ввиду, что он действительно ждем, что она спокойно пойдет с ним и прихватить нас, лишь бы не ввязывать с ним в бой?
— Да, думаю, это его план, — сказал Дойл.
— Нужно быть сумасшедшим, чтобы в это поверить, — сказала Грегорио.
— Возможно, — сказал Дойл.
Женщина оглядела всех нас.
— Ваши лица слишком пусты. Вы не хотите дать мне увидеть, что вы думаете, но ваши лица только подтверждают мои мысли. Вы думаете, что он сумасшедший, раз так в этом уверен.
— Я не знаю, в чем он уверен, — сказал Дойл.
— Он достаточно сумасшедший, чтобы отправить его в больницу, — сказал Рис.
— Он принц волшебной страны. Таких персон не отправляют в психиатрические больницы, — сказал Дойл.
— Тогда, что вы сделаете с ними? — Спросила она.
— Они имеют тенденцию умирать, — ответил он, и даже в этом темном автомобиле можно было разглядеть на его лице слабый намек на ухмылку.
Грегорио в ответ не улыбнулась.
— Мы не можем для вас убить принца, парни.
— Я не просил вас убивать его, — сказала я.
— А что же вы просите, принцесса?
— Чтобы вы вытащили меня из этого ада, Грегорио. Вы видели, что благие бежали, а не стали бороться с вами. Я думала, что никто не пожелает столкнуться с американским вооруженным силам.
— Вы ошибались, — сказала она.
— Скорее всего, к сожалению.
Линия автомобилей начала съезжать с дороги, двигаясь по направлению к деревьям. Так как хаммеры были бронированными и должны, по идее, выдерживать артиллерийский огонь, то уж ветви деревьев не нанесут им ущерба. Что же это значит, Кел и Сиобхан просто позволят нам уехать? Насколько он сошел с ума, где Королева Андаис и почему она не держит на привязи собственного сына?

Хаммер полз вглубь леса от дороги, деревья царапали ветвями окна, бока и крышу машины.
— Принц и его люди должны все еще быть на дороге, — сказал Рис, — или они двигаются быстрее.
— Спросите Мистраля, пусть скажет нам, кто там еще с Келом кроме капитана стражи, — сказал Дойл.
Я передала вопрос Грегорио. Она сначала хотела поспорить, но я выдала ей всю силу своего пристального взгляда. Мое лицо хоть и было скрыто в полумраке ночи и автомобиля, но что-то она увидела, что решило ее выбор. Она сделала то, что попросил Рис.
В ответ мы услышали список людей, которые поддерживали Кела многие столетия. Но список был не так уж велик, как я думала. Основные имена отсутствовали, но это совершенно не означало, что эти неблагие будут поддерживать меня. Это лишь означало, что они оставили Кела. Из всего списка только Сиобхан была из стражей. Недавно мы узнали, что у большинства стражей, которые начинали службу в личной страже моего отца, не спросили о желании служить Келу. Они были вынуждены служить Келу без присяги, а это означало, что их служение, их мучения от Кела были незаконным согласно нашим же законам.
Чтобы присоединиться к страже королевской семьи необходимо было выбрать и связать себя присягой. И то, что Кел заставил их служить без присяги было злоупотреблением властью.
Грегорио смотрела на наши лица, пока диктовала имена. Если она думала, что она сможет что-то увидеть на лице Дойл или Риса, то она ошибалась. А я, я просто выглядела устало.
— Королева, должно быть, дала его стражам выбор, — сказал Дойл.
— Выбор, который у них должен был быть с самого начала, — сказал Рис.
— Да.
— Что Вы имеете ввиду под 'выбором'? — Спросила Грегорио.
— Принц Келл обманул личную стражу Принца Эссуса, отца Принцессы Мередит, после смерти принца. Согласно нашим законам, у стражи должен был быть выбор, следовать за новым принцем или оставить королевскую службу, но Принц Кел не дал им такого выбора. Принцесса недавно узнала об этом и подала прошение, чтобы королева дала страже принца сделать этот выбор.
— Так они все ушли от него? — Спросила Грегорио.
— Так может казаться.
— Или они могут быть в лесу и готовят нам засаду, — сказал Рис.
— Тоже возможно.
— А вы можете ощутить сидхе, если они скрываются в лесу? — Спросила я.
— Не таком большом количестве металла, сделанном человеком.
— Мы почти слепые, Мерри. Это не убивает нас, как некоторых малых фейри, но мы не можем применить магию, — сказал Рис.
— Если в лесу скрываются другие стражи, это могло бы объяснить, почему Кел на нас не нападает? — Спросила я. Я плотнее прижалась к Дойлу. Рис внимательно смотрел в окна, пытаясь рассмотреть, что было впереди.
— Может быть, — сказал Дойл.
Грегорио решила передать это по рации:
— У принца могут быть другие стражи. Нужно проверить леса и посмотреть, что там.
Голос человека ответил:
— Это Роджер.
— Значит или это ловушка, — сказал Рис, — или он ждет грузовик с нами. В любом случае, его цель — мы.
— Скорее всего, он нападет на нас. — сказал Дойл, — но мы не можем применить магию в грузовиках, и он не может применить магию против нас, пока мы окружены металлом.
Грегорио спросила:
— Вы хотите сказать, что можем позволить ему применить магию против нас, и грузовики нас защитят от нее?
Дойл и Рис обменялись взглядами, затем Рис кивнул и пожал плечами. Ответил Дойл:
— Магия может работать вокруг грузовиков, поэтому пока ваши люди внутри, они будут в неприкосновенности.
Я повернулась в руках Дойла так, чтобы увидеть его темное лицо, хотя сложно было увидеть его выражение в темноте машины. Конечно, если бы он хотел, то ни за что не показал бы мне, о чем он думает.
— То есть мы в безопасности от их магии, если останемся внутри? — Спросила Грегорио.
Дойл прижал меня крепче к себе. Рис опять взял мою руку в свою, поглаживая суставы моих пальцев.
— Или они смогут применить магию здесь внутри, или не могут, — сказала я.
— Все не так просто, — сказал Дойл наконец.
— Хорошо, как только мы догоним хаммер с Галеном и другими, я думаю, вы сделаете это простым.
Он улыбнулся.
— Говоришь тоном королевы.
— Я согласна с ней, — сказала Грегорио. — У меня в подчинении люди Доусона и я отвечаю за их безопасность.
Я покачала головой.
— Выбери любой тон, который тебе нравится, Дойл, но вы оба что-то от меня скрываете. Рассказывайте.
— Раз моя леди требует, — сказал он, — любая магия его рук или рук его сопровождающих не повредят нам внутри машин. Он, возможно, не знает, что мы в грузовиках в безопасности.
— Я слышу 'но' в твоем голосе.
Он улыбнулся чуть шире.
— Но есть вещи, которые могут проникнуть сквозь металл.
— Помнишь, Мерри, наши люди давно не использовали броню по очевидным причинам, но мы сталкивались с врагами, которые использовали металл. Наши кузнецы придумали несколько вещей, которые могут пробить металл.
— Например? — Спросила я.
— Это были копья, — сказал Дойл. — Они пропали с тем немногим оружием, которое закрыто сейчас в хранилищах.
— Королева должна была дать ему разрешение открыть хранилище оружия, — сказала я.
— Вряд ли она это сделала, но мне не нравится, что он и его сторонники сейчас на дороге и требуют тебя.
Рис сказал:
— Королева не позволила бы казаться слабым или опасным перед людьми. Она слишком долго работала над репутацией Неблагого Двора, чтобы теперь позволить Келу разрушить это. Единственная вещь, которую она не позволит ему совершить, это оскорбить людей, или дать им увидеть, как он оскорбляет еще кого-либо.
— И сейчас он посреди дороги и ведет себя неподобающе, — сказала я.
— Точно, — сказал он.
— Где Королева Андаис? — Спросила я.
— Действительно, где? — переспросил Дойл, заерзав на сидении, как будто оно было неудобным. Поскольку это было не так, то значит было что-то, что его беспокоило. Дойл мог спать на каменном полу и не вздрагивать.
— Ты боишься за нее, — сказала я.
— Одна вещь, в которой она обвинила тебя, моя конфетка, верна. Ты лишила ее лучших и наиболее опасных из ее личных стражей. Она сохраняла свое положение, частично, из-за…
— Тебя, — закончила я за него.
— Не только.
Я кивнула.
— Ты можешь назвать его, Дойл. Мрак Королевы и ее Смертельный Холод.
— Тебя это расстраивает.
— Да, но это не значит, что мы не будем говорить о нем.
— Это было бы именно так, будь ты Королевой Андаис, — сказал Рис.
— Я не она.
— А Дойл слишком скромен, — сказал Рис. — Да, Холода боялись враги королевы, но это был и страх перед Мраком Королевы, которая с помощью них контролировала большинство придворных.
— Вы преувеличиваете, — сказал Дойл.
Я покачала головой.
— Не уверена, что это так. Я слышала о тебе много слухов, Дойл. Я знаю, что когда королева говорила: 'Позовите моего Мрака. Где мой Мрак?', а потом кто-то умирал. Ты был ее самой большой угрозой, ты и слуа.
— То есть, Капитана Дойла здесь могут бояться так же, как хозяина слуа? — Спросила Грегорио.
Все мы посмотрели на нее. Я подтвердила.
— Один человек против хозяина кошмаров, — сказала она и даже не пыталась скрыть недоверие в голосе.
— Он может быть довольно устрашающим сам по себе, — сказал Рис.
Грегорио уставилась на Дойла, будто пыталась увидеть больше в полутьме машины.
— Разве Вы не должны сказать сержанту Доусон, что магия не подействует в грузовиках? — Спросила я.
— Я скажу ему, что вероятно не подействует. — Она обратилась к рации.
Рис сказал:
— Некоторые из них смогут создать достаточно реальные иллюзии, чтобы выманить солдат из грузовиков.
— Какие иллюзии? — Спросила я.
Голоса, раздававшиеся из рации, были в бешенстве.
— Сиерра 4 всей Сиерре, у нас есть раненые. Останавливаемся для помощи им.
— Добрые, — сказал Дойл.
— Скажите им, что это иллюзии, — сказала я.
— Скажите им в любом случае не выходить из грузовиков, — сказал Дойл.
Грегорио попробовала, но первое, чему учат солдат — не оставлять своих раненный. Это была блестящая ловушка. Солдаты вышли проверить раненных и как только они оставили грузовики, напали сидхе и теперь никакое человеческое волшебство не могло остановить их

В рации были слышны разрозненные голоса. — Это Морали, но он умер в Ираке! Это — Смитти… умер в Афганистане…
— Сиобхан, — сказал Рис. — Она может возвращать тени мертвых, которых вы знаете. Дерьмо, я думал, что она потеряла эту способность.
— Принцесса вернула силу всей волшебной стране, Рис, не только нам, — сказал Дойл.
Поддавшись на иллюзию, солдаты еще не понимали, что они оказались под огнем. Грегорио развернулась на месте к нам: — Не видно, что они что-то делают нашим людям. — Смерть — не единственная игра разума, в которую могут играть сидхе, — сказал Рис.
— Что Вы имеете ввиду? — Спросила она.
Загремели выстрелы.
— Они стреляют в нас! — вскрикнула Грегорио и вернулась к рации, пытаясь заставить кого-нибудь говорить с ней.
Мы услышали голос Доусона. — Мерсер только что стрелял в Джонса. Он стреляет в нас!
— Он стреляет в кошмары, — сказал Дойл.
— Что? — спросила Грегорио.
— Иллюзии заставляют видеть не вас, а монстров. Он не понимает, что он стреляет в вас, — сказала я.
— Но мы все одеты в антимагический материал, — сказала она.
— Вы уверены, что этот Мерсер носит его? — Спросил Дойл.
— Они могли убедить его снять это, — сказала я.
Она чертыхнулась и вернулась к разговору с Доусоном по рации. Послышались еще выстрелы. Грегорио оторвалась от рации с мрачным лицом.
— Мы должны были убить Мерсера, нашего собственного человека. Он думал, что он он опять попал в засаду в Ираке.
— Верните мужчин в грузовики, — сказал Дойл. — Скажите им, что нельзя верить ничему, что они видят за пределами машин.
— Слишком поздно, Дойл, — сказал Рис. Они обменялись слишком серьезными взглядами.
— Мы можем попробовать противостоять иллюзиям, — сказал Дойл.
— Вы — наш подзащитный, — сказала Грегорио. — У меня совершенно точные приказы — вы не покинете эти машины, пока я не доставлю вас к самолету.
Я схватила руки Дойла и Риса. Это была ловушка для нас, для моих мужчин и меня. Я была согласна с Грегорио, но… Крики продолжались.
— Сержант Доусон, ответьте мне! — кричала Грегорио в рацию.
— Мужчины стали истекать кровью. Кровоточат старые раны, но они опять открылись. Что, черт возьми, происходит?
— Кел — принц Старой Крови. Это не значит, что он древнего происхождения, — сказал Дойл.
— То есть это принц делает? — спросила она.
— Да.
Я сидела здесь, в хаммере, рядом с моей смертью, крепко держать за моих мужчин, и не могла думать. Возможно прошедшие несколько дней или месяцев наконец догнали меня. Я застыла в нерешительности. У человеческих солдат не было никаких шансов справиться с этой магией, но эта ловушка предназначена нам, а значит у Кел и его союзники были готовы противостоять нам. Я дралась на дуэли со многими их них, когда Кел пытался меня убить их руками. Я знала их возможности, и некоторые из них были ужасающими.
— Стреляйте в них, — сказала я. — Сидхе не пробовали выстоять против пуль.
— Мы не можем стрелять в принца и его стражей, если они не нападают на нас с чем-то видимым, что потом можно будет доказать в суде, — сказала Грегорио.
— Кел может отобрать у большинства из вас всю кровь, даже не доставая оружие, — сказала я, наклоняясь вперед, насколько позволял ремень безопасности.
— Но мы не сможем доказать, что он это делал, — сказала она. — Вы никогда не пытались доказать магическое нападение в военном суде. Я пыталась. Это не так легко.
— Вы допустите, чтобы они все погибли? — спросила я.
— Мы можем помочь им, Мередит, — сказал Дойл.
Я повернулась к нему. — Именно этого он и добивается, Дойл. Ты это знаешь. Он причиняет боль солдатам, чтобы выманить нас.
— Да, Мередит, — сказал он, обхватывая ладонью мое лицо, — и это хорошая ловушка.
Я покачала головой, стараясь не дать ему дотронуться до меня. — Предполагается, что солдаты нас защищают.
— Они умирают, чтобы защитить нас, — сказал он.
Мне стало трудно глотать, глаза жгло от слез. — Нет, — прошептала я.
— Ты останешься в этом грузовике, независимо от того что случится, Мередит. Ты не должна выходить.
— Как только вас убьют, они вытащат меня. Они вытащат меня, и убьют меня и ваших будущих детей.
Он вздрогнул так, как я никогда не видела до сих пор. Мрак никогда не вздрагивал. — Это жестоко, моя Принцесса.
— Правда часто жестока, — сказала я, и позволила гневу пролиться в моих словах.
— Она права, капитан, — сказал Рис.
— Ты позволишь им умирать вместо нас? — спросил Дойл.
Рис вздохнул, затем поцеловал меня в щеку. — Я последую туда, куда ведет мой капитан, ты это знаешь.
— Нет, — сказала я громче.
— Я не могу позволить ни одному из вас выйти из машины, — сказала Грегорио.
— Как Вы остановите нас? — спросил Дойл, его рука уже была на ручке двери.
— Дерьмо, — сказала она, и начала что-то говорить по рации.
Дойл коснулся ее плеча. — Не говорите им, что мы выходим. Пусть это будет неожиданностью.
Она отпустила кнопку и посмотрела на него: — Принцесса права. Эта засада задумана, чтобы вытащить и убить вас.
Он повернулся ко мне. — Поцелуй меня, Мередит, счастье мое.
Я покачала головой. — Нет.
— Ты не поцелуешь меня на прощание?
Я хотела закричать на него, что не буду с ним прощаться. Я не могла согласиться с его глупым решением, но в конце концов, я не могла отпустить его без поцелуя.
Я поцеловала его или он поцеловал меня. Поцелуй был нежным, его руки обхватили мое лицо, потом он потянул меня в свои объятия, прижав нас друг к другу. И отодвинулся, в последний раз целомудренно поцеловав меня в губы.
— Моя очередь. — сказал Рис.
Я повернулась к нему со слезами в глазах. Я не кричала, пока. Лицо Риса было таким грустным, нежным, но очень грустным. Он начал целовать меня легко, затем обхватил меня с отчаянием, почти мучительно, и поцеловал меня так, как будто мои губы были пищей, водой и воздухом, и он умрет без моего поцелуя. Я упала в свирепость его рта, его рук, его тела, и когда он наконец отодвинулся, мы оба не могли дышать.
— Ничего себе, — заметила Грегорио, затем сказала, — Простите.
Я даже не посмотрела на нее, глядя только на Риса. — Не уходи.
Дверь позади меня открылась и я успела повернуться, чтобы увидеть, как Дойл выскользнул из машины. Я прошептала, — Если я твоя королева, тогда я могу приказать, чтобы ты остался.
Дойл развернулся в дверном проеме. — Я поклялся никогда снова не оставлять людей, которые умирают из-за меня, Мередит.
— Дойл, пожалуйста.
— Ты есть и всегда будешь моим счастьем. — И вышел.
Звук сорвавшийся с моих губ, был почти криком, но это было совсем не то, что я хотела когда-нибудь услышать от самой себя.
Открылась дверь с другой стороны от меня, и я повернулась посмотреть на поднимающегося с сидения Риса. — Рис, нет!
Он улыбнулся мне. — Знаешь, я бы остался, но я не могу позволить ему уйти без меня. Он мой капитан, и был им больше тысячи лет. И он прав. Я тоже поклялся не позволять людям снова умирать за меня. Это было неправильно тогда, и все еще остается неправильным. — Он коснулся пальцами моего лица.
Я попыталась удержать его руку, прижав ее к своей щеки. — Не уходи.
— Знай, что я люблю тебя больше чести, но Дойл не был бы Дойлом, если бы он чувствовал то же самое.
Первая слеза проложила горячую и болезненную дорожку по щеке, когда он убрал свою руку. Я держалась за него обеими руками. — Рис, пожалуйста, ради Богини, пожалуйста!
— Я люблю тебя, Мерри. Я любил тебя с тех пор, как тебе исполнилось шестнадцать лет.
Я думала, что задохнусь на следующих словах, но я произнесла их, — Я тоже тебя люблю. Только не погибни.
Он улыбнулся и улыбка почти добралась до его глаз. — Приложу все силы. — И ушел в ночь на звуки борьбы.

Грегорио повернулась ко мне и схватила меня за руку. Она держала крепко. Она думала, что знала о чем думала я, но она ошибалась. Я была смертна и знала это. Но я была также частично брауни и частично человеком, а это означало, что я могла пользоваься в машине магией. Я могла внести свою лепту магии, которой владела, и не пострадать. Я не хотела выходить из автомобиля. Я должна была обратить внимание Кела на наш автомобиль.
Если бы я могла заставить его приблизиться к машине, то смогла бы убить его, и поскольку я сама была окружена металлом, то его магия не могла повредить мне. Так можно было бы повернуть ловушку против него. Если бы только можно было придумать, как привлечь его к нашей машине. Если бы я подумала об этом раньше, до того, как Дойл и Рис покинули автомобиль, то они могли бы сделать это, но я была слишком эмоциональна. Богиня, помоги мне придумать как это сделать!
— Грегорио, — сказала я, — мне нужно приманить принца ко мне, к этому автомобилю.
— Вы с ума сошли? Он заставляет людей кровоточить на расстоянии.
— У нас есть своя версия руки крови. Это семейная способность. Но волшебство нас не тронет, пока мы в этом автомобиле. Зато мое волшебство действовать и в нем.
— Почему Ваше волшебство может работать в автомобиле, и его нет?
— Я частично человек. Моя магия работает здесь, так же как Ваша и Доусона.
Она посмотрела на водителя. Женщины обменялись взглядами. — Если ее убьют, меньшее, что случится, это нас выгонят с позором, — сказала капрал Ланс. — Нам повезет, если нас ни в чем не обвинят.
Грегорио повернулась ко мне. — Ланс права.
— Слышите крики. Ваши мужчины умирают. Мои мужчины в опасности. Мы можем прекратить это, потому что со смертью принца его союзники растают в ночи, потому что если он не сможет занять трон, то это борьба будет бессмыслена. Они борются, чтобы убить меня и получить трон для Кела. Если мы убираем его, то убираем и причину для продолжения боя.
Женщины еще раз обменялись взглядами. В разрыве звуков стрельбы и применяемой магии раздался особенно жалобный крик. Это был предсмертный крик. Это был звук смертной жизни, вырываемой далеко от нас.
— Если бы я хотела сделать это, как я приманила бы его? — Спросила Грегорио. В тот момент, когда она это произнесла, я знала, что она сделает это, если бы только я могла придумать способ приманить его к нам.
Я озвучила свои мысли, потому что у меня не было никакого точного плана. — Он хочет найти меня. Сейчас он уже знает, что мои стражи оставили меня в автомобиле. На его месте, я нашла бы меня.
С другой стороны дороги на краю леса сформировалось туманное облако. Дорога была не широкая, поэтому я не успела предупредить, как из облака появились фигуты, которые не должны были там быть и их не было там еще мгновение назад. Я должна была помнить, что мы все еще были на волшебной земле и мои желания здесь выполнялись. Я хотела, чтобы Кел нашел меня, но не подумала, про его воинов. Нужно быть определеннее, когда что-то желаешь в волшебной стране, и быть осторожнее с желаниями.

Сиобхан выступила из тумана, длинные белые волосы ореолом окружали ее голову, и как шелковая паутина трепетали на ветру. Она была так близко, что можно было разглядеть руны, вырезанные на ее белой броне. Я знала, что ее броня казалась костяной, но я видела ее во время поединка и знала, что эта «кость» была столь же тверда, как любой металл. Меч, который она держала в руке, был тоже белым. Лезвие было смертельным, даже если я была бы бессмертна. Эта заварушка была из-за меня. Она приподняла свой меч и от лезвия отразился лунный свет. Кровь мерцала на краю костяного лезвия. Возможно, это была кровь человеческих солдат, но это могла быть и не их кровь.
Она хотела заставить меня думать, что это была кровь моих мужчин, моих возлюбленных, отцов моих детей. Она хотела, чтобы вид этой крови был ударом, который смягчит реальный, смертельный для меня удар. Но я знал бы, если бы это кровь Дойла украсила ее лезвие. Я знал бы, если бы это был Рис. Я не на столько ценила Шолто и Мистраля, и наверное мое сердце переживет их смерть.
— Дерьмо, — сказала Грегорио. Я почувствовала, как Сиобхан начала составлять заговор, от которого по коже закололо. Это была бледная вещь, но вполне реальная.
— Не двигайтесь, — сказала я. — Я знаю, что делать.
— Вы с ума сошли? — спросила водитель. — Посмотрите на них.
Я поглядел на других солдат с Сиобхан. В броне они больше были похожи на благих сидхе. Цвета брони были серебряными и золотыми, еще была броня, которая, казалось, была сделана из листьев, коры, меха, и вещей, для которых у людей не было названий. Неблагие были ближе к своим истокам и не стали бы менять все на металл и драгоценности. Я узнала некоторых из воинов, а некоторых я никогда не видела в полной броне. Все они стояли позади Сиобхан, не перед нею. Убейте ее, и остальные бы бежали.
— Я росла, глядя на них, — сказала я наконец.
Я сконцентрировался на Сиобхан, она была правой рукой Кела дольше, чем кто-либо помнил. Ее опасался Дойл, а Мрак почти ничего не боялся. Но некоторые могут применить такую магию, что быстро и чисто убьет короля.
Когда я опустила свое окно, она обратилась ко мне,
— Кровь твоего Мрака украшает мое лезвие.
Я расстегнула свой ремень безопасности, и положила на колени незачехленный Абен-Дул. Странная рукоять с вырезанными на ней ужасами рук плоти как будто всегда ждала прикосновения моих пальцев. Она легла в руку, как будто в руке оказался шелк. Я направила лезвие на Сиобхан.
Она рассмеялась.
— Ты удивила меня, когда использовала руку плоти на Розенвин и Паско, но сейчас я останусь вне досягаемости, принцесса. Я не должна оказаться в пределах досягаемости твоей маленькой ручки. Тебя я могу убить на расстоянии и освобожу волшебную страну от твоей смертельной заразы. На трон мы посадим истинного принца, а о твоем существовании забудут.
Розенвин и Паско были близнецами, и моя рука плоти сплавила их в единую массу плоти. Это была одна из самых ужасных вещей, которые я когда-либо видела. Достаточно ужасная, чтобы Сиобхан сдала свой меч мне и моим стражам.
— Она блефует, — сказала я громко, обращаясь к воинам. — Чтобы сработал ее заговор, она должна вытащить меня из автомобиля или не сможет до меня дотянуться.
— Почему? — Спросила Грегорио.
— Она боится моей руки плоти.
— Что это такое?
Сейчас был не самый лучший момент для разъяснений, поэтому я промолчала.
Сиобхан начала сокращать расстояние, разделявшее нас. Подходя ближе, она строго следила за остававшемся между нами расстоянии. Воины все также двигались за ее спиной в броне из множество цветов и форм, как радуга, которая может стать либо самой красивой мечтой, либо худшим кошмаром. Мы были неблагими, ужасными и чудесными.
— Чтобы Вы не собираетесь делать, — сказал Грегорио, — лучше делать это быстро.
Я обратилась к невидимой глазу метке в своей руке плоти. Эта метка коснулась рукояти Абен-дула. Это магическое оружие, но когда оно находит предназначенную ему жертву, это не видно со стороны. Только ощущение справедливости и знание, будто оружие было моим дыханием или биением моего сердца. Мне не нужно было сосредоточиваться на лезвии. Я просто хотела это сделать.
Сиобхан добралась до видимой только ей линии и сняла сумку с плеча. Она открыла ее и стала что-то доставать.
Грегорио закричала:
— Граната!
— Она не сможет закинуть ее в машину, — сказала водитель.
— Что случится, если она кинет ее через окно? — Спросила я осторожно, чтобы не дрогнул голос и не сбился мой контроль. Никогда прежде я не использовала Абен-дул, и сейчас мое обращение с ним походило на попытку подниматься по крутой лестнице с чем-то горячим и очень опасным в руках. Нужно было быть очень осторожной, чтобы это не пролить.
— Это стекло невозможно пробить, — сказала водитель, постучав костяшками пальцев по стеклу, — только закройте окно, принцесса.
— Вы понятия не имеете насколько сильна Сиобхан, — сказала я. — Она может пробить любое окно.
Водитель повернулась и посмотрела на Грегорио.
— Что, сидхе настолько сильны?
— Разведка говорит да.
— Дерьмо, — сказала водитель, и она начала царапать кое для чего на половицах.
Я сосредоточилась на Сиобхан и ее сумке. Я хотела просто отпустить силу, но теперь внезапно я поняла, что нужно дать ей цель. И я целилась мечом на руку, которая держала выглядевшую неопасной сумку. Но если военные сказали, что это граната, то я верю им.
Сиобхан замахнулась гранатой. Время замедлилось, ее рука двигалась очень долго. Я думала, что она начнет течь и скручиваться, становиться… Плоть ее руки потекла по ремню сумки. Я видела, как мой отец это делал — концентрировался на определенной части тела. Но чтобы применить магию, ему нужно было коснуться тела, хотя принцип был тот же. Он мог управлять течением плоти или остановить его. У меня еще не было такого контроля. Если быть честной, хотя бы перед собой, то я рассчитывала, что рука плоти сработает до того, как граната взорвется. Рассчитывала конечно на худшее для Сиобхан.
Она закричала. Мрачно блестящая толпа за ее спиной отступила подальше. Она стояла с сумкой, которая сплавлялась с ее телом. Но она двигалась в круге пустого места. Ни один сопровождавших ее не рискнул бы прикоснуться к ней. Они знали, что случилось с Розенвин и Паско, никто не хотел повторить их судьбу.
Она побежала к нашему хаммеру. Как раз в тот момент, когда я приготовилась убить ее, я восхищалась ее храбростью. Она знала, что я собиралась сделать, и в последнем усилии пыталась коснуться меня. Ее решимость заслуживала уважения.